Говард Лавкрафт - Кошмар По-эта

Pray observe the soft poet with amorous quill
Waste full half of a sheet on vague inspiration.
Do not fancy him drunk or imagine him ill
If he wails by the hour of his heart’s desolation:
‘Tis but part of his trade
To go mad o’er a maid
On whose beautiful face he his eyes ne’er hath laid —
And the fond ardent passion that loudly resounds
May tomorrow in Grub Street bring two or three pounds!

Вы поймите поэта с амурным пером,
В смутном кто вдохновенье извел пол-листа.
И не думайте, пьян или болен что он,
Коль рыдает, на сердце когда пустота:
Ведь его ремесло,
Чтоб безумье нашло
На него от девицы, не зрел чье чело —
И, возможно, кричащая пылкая страсть
Через день парой фунтов на Граб-стрит воздаст!

Thro’ the ghoul-guarded gateways of slumber,
Past the wan-moon’d abysses of night,
I have liv’d o’er my lives without number,
I have sounded all things with my sight;
And I struggle and shriek ere the daybreak,
being driven to madness with fright.

I have whirl’d with the earth at the dawning,
When the sky was a vaporous flame;
I have seen the dark universe yawning
Where the black planets roll without aim,
Where they roll in their horror unheeded,
without knowledge or lustre or name.

I had drifted o’er seas without ending,
Under sinister grey-clouded skies,
That the many-fork’d lightning is rending,
That resound with hysterical cries;
With the moans of invisible daemons,
that out of the green waters rise.

I have plung’d like a deer through the arches
Of the hoary primordial grove,
Where the oaks feel the presence that marches,
And stalks on where no spirit dares rove,
And I flee from a thing that surrounds me,
and leers thro’ dead branches above.

I have stumbled by cave-ridden mountains
That rise barren and bleak from the plain,
I have drunk of the fog-foetid fountains
That ooze down to the marsh and the main;
And in hot cursed tarns I have seen things,
I care not to gaze on again.

I have scan’d the vast ivy-clad palace,
I have trod its untenanted hall,
Where the moon rising up from the valleys
Shows the tapestried things on the wall;
Strange figures discordantly woven,
that I cannot endure to recall.

I have peer’d from the casements in wonder
At the mouldering meadows around,
At the many-roof’d village laid under
The curse of a grave-girdled ground;
And from rows of white urn-carven marble,
I listen intently for sound.

I have haunted the tombs of the ages,
I have flown on the pinions of fear,
Where the smoke-belching Erebus rages;
Where the jokulls loom snow-clad and drear:
And in realms where the sun of the desert
consumes what it never can cheer.

I was old when the pharaohs first mounted
The jewel-deck’d throne by the Nile;
I was old in those epochs uncounted
When I, and I only, was vile;
And Man, yet untainted and happy,
dwelt in bliss on the far Arctic isle.

Oh, great was the sin of my spirit,
And great is the reach of its doom;
Not the pity of Heaven can cheer it,
Nor can respite be found in the tomb;
Down the infinite aeons come beating
the wings of unmerciful gloom.

Thro’ the ghoul-guarded gateways of slumber,
Past the wan-moon’d abysses of night,
I have liv’d o’er my lives without number,
I have sounded all things with my sight;
And I struggle and shriek ere the daybreak,
being driven to madness with fright.

Мимо гулов, чрез дрёмы ворота,
Миновав лунной ночи простор,
Прожила свои жизни без счета,
Разузнал о вещах всех мой взор;
И я бьюсь и кричу до утра,
пока ужас берет на измор.

На рассвете с Землей я кружила,
Был когда весь в огне небосклон;
Зрела космоса зев как могила,
Где бесцельных миров легион,
Где вращаются в страхе они
без познания и без имен.

И носили морей меня волны,
Под покровом из туч темноты,
Разрывают что всполохи молний,
Оглашают что вопли беды;
С воем бесов невидимых,
кои встают из зеленой воды.

Как олень я ныряла чрез своды
Первобытной дубравы седой,
Где средь древ нечто чуждой природы
Бродит, дух где не смеет простой,
И бегу от того, что меня окружает
и смотрит с враждой.

Спотыкалась о горы в кавернах,
Что сурово взирают с высот,
И пила из источников в сквернах,
Что текут до морей и болот;
И в зловредных озерах увидела то,
что с поры той гнетет.

Посетила я замок старинный
И бродила по залу вдоль стен,
Где луна, поднимаясь с долины,
Освещает чудной гобелен;
Те обличья нестройные память
мою захватили в свой плен.

Трепеща, я из окон смотрела
На гниющий поблизости луг,
На деревню, что рядом скорбела
Под проклятьем надгробий вокруг;
Из белеющих мраморных урн
я внимательно слушала звук.

Я веков посещала могилы
И летала на страха крылах,
Где бушует Эреб со всей силы;
Где угрюмые горы в снегах:
И в мирах, где палит все светило,
не жалуя радость в лучах.

Я стара уж была, фараоны
Трон воздвигли на Ниле когда;
И состарилась в век отдаленный,
В коем я лишь была нечиста;
Человек же на острове в Арктике жил
без вины, как дитя.

О, грехов моих тяжесть огромна,
И огромен души моей рок;
Состраданье Небес мне никчемно,
Даже смерть не оттянет мой срок;
Мчатся крылья жестокого мрака
в эпох бесконечных чертог.