Говард Лавкрафт - Кошмар По-эта

The place was dark and dusty and half-lost
In tangles of old alleys near the quays,
Reeking of strange things brought in from the seas,
And with queer curls of fog that west winds tossed.
Small lozenge panes, obscured by smoke and frost,
Just shewed the books, in piles like twisted trees,
Rotting from floor to roof – congeries
Of crumbling elder lore at little cost.

I entered, charmed, and from a cobwebbed heap
Took up the nearest tome and thumbed it through,
Trembling at curious words that seemed to keep
Some secret, monstrous if one only knew.
Then, looking for some seller old in craft,
I could find nothing but a voice that laughed.

Таилась лавка та в местах глухих
Запутанных ветшающих аллей
Близ пирсов в вони тварей из морей,
Стелился где туман в клубах чудных.
За копотью на окнах форм косых
Ряды виднелись шатких штабелей
Из ветхих книг, одна другой гнилей —
Низка была цена за знанья в них.

Туда зашел я, чарами пленен,
Взял некий том и стал его листать,
Дрожа над текстом, был где отражен
Секрет – ужасный, доведись его узнать.
Затем искал я продавца книг тех,
Но было пусто, слышался лишь смех.

I held the book beneath my coat, at pains
To hide the thing from sight in such a place;
Hurrying through the ancient harbour lanes
With often-turning head and nervous pace.
Dull, furtive windows in old tottering brick
Peered at me oddly as I hastened by,
And thinking what they sheltered, I grew sick
For a redeeming glimpse of clean blue sky.

No one had seen me take the thing – but still
A blank laugh echoed in my whirling head,
And I could guess what nighted worlds of ill
Lurked in that volume I had coveted.
The way grew strange – the walls alike and madding —
And far behind me, unseen feet were padding.

Держал я книгу под пальто своим,
Сокрыв от тех, кого мог встретить там,
Бежал по переулкам вековым,
Бросая нервно взгляд по сторонам.
Окошки хмурые в чужих домах
Смотрели странно – думая о том,
Что в них таится, чувствовал я страх
С тоской о небе ясном голубом.

От взоров скрытно вещь взята была,
Но смех бесцветный все в ушах звучал,
И понял я, миры какие зла
Хранились в томе, столь что возжелал.
Терялся путь в безумье стен похожих —
И звук шагов за мной страшил до дрожи.

I do not know what windings in the waste
Of those strange sea-lanes brought me home once more,
But on my porch I trembled, white with haste
To get inside and bolt the heavy door.
I had the book that told the hidden way
Across the void and through the space-hung screens
That hold the undimensioned worlds at bay,
And keep lost aeons to their own demesnes.

At last the key was mine to those vague visions
Of sunset spires and twilight woods that brood
Dim in the gulfs beyond this earth’s precisions,
Lurking as memories of infinitude.
The key was mine, but as I sat there mumbling,
The attic window shook with a faint fumbling.

Не знаю, снова как нашел свой дом,
Блуждая средь аллей и пустырей,
Но вот к крыльцу я бросился бегом,
Стремясь внутри укрыться поскорей.
Поведал том о спрятанном пути,
Ведущем сквозь завесы в пустоте,
Миров безмерных держат что бразды
И эоны хранят в своей среде.

Моим был ключ к загадочным виденьям
В закате шпилей, сумрачных лесов,
Что в безднах вопреки всем устроеньям
Висят, как бесконечности сонм снов.
Когда ж шептание мое раздалось,
Окно в мансарде дрожью отозвалось.

The day had come again, when as a child
I saw – just once – that hollow of old oaks,
Grey with a ground-mist that enfolds and chokes
The slinking shapes which madness has defiled.
It was the same – an herbage rank and wild
Clings round an altar whose carved sign invokes
That Nameless One to whom a thousand smokes
Rose, aeons gone, from unclean towers up-piled.

I saw the body spread on that dank stone,
And knew those things which feasted were not men;
I knew this strange, grey world was not my own,
But Yuggoth, past the starry voids – and then
The body shrieked at me with a dead cry,
And all too late I knew that it was I!

Вновь день пришел, когда я увидал,
Как в детстве раз, низину о дубах,
Где формы задыхаются в клубах
Тумана, где безумье правит бал.
Алтарь как прежде в травах утопал,
И Безымянный призван в письменах —
К нему курений дым, идя в веках,
Взвивался с башен, дух что зла объял.

Я тело зрел на камне том сыром
И знал, не у людей что был там пир,
Не мой что был тот свет, уныл во всем,
Но Юггот чуждый, в звездной бездне мир.
Вдруг пленник взвыл, увидевши меня,
И поздно мне открылось: то был я!

The daemon said that he would take me home
To the pale, shadowy land I half recalled
As a high place of stair and terrace, walled
With marble balustrades that sky-winds comb,
While miles below a maze of dome on dome
And tower on tower beside a sea lies sprawled.
Once more, he told me, I would stand enthralled
On those old heights, and hear the far-off foam.