Эдвард Ли: Глушь

На следующей фотографии были запечатлены на заднем дворе ее мать и отец. Они стали родителями, когда им обоим было далеко за тридцать, — поздний старт, который убедил Патрицию, что они с Джуди вряд ли были случайными детьми. Тяжелая работа в крабовом бизнесе совсем не молодила их. Взгляд отца был твердым, мать казалась скучающей. Оба рано поседели и так же, как и на фотографии, редко улыбались в жизни. Скучная дорожная авария забрала их жизни в тот самый год, когда Патриция закончила колледж. Единственное, о чем она сожалела, — они не застали успех своих дочерей. С другой стороны, тогда бы они увидели, как Джуди выходит замуж за Дуэйна. Об этом Патриция не сожалела.

Не задумываясь, она повернула фотографию «лицом» к стене. Честность в вопросе отношения к родителям всегда приводила к новой вспышке чувства вины. Патриция, возможно, любила своих родителей, но они никогда ей не нравились. Ее воспитание было одним неприятным воспоминанием.

Внезапная вспышка смущения пригвоздила ее к месту, когда она уже собиралась уйти.

«Дурная, жадная до удовольствий девчонка», — подумала Патриция. Высокая кровать до сих пор была в беспорядке после ненасытных плясок прошлой ночи.

«Наверное, сливовое вино», — предположила Патриция. Если и не вино, то что-то другое ее зажгло. Байрон — не самый красивый мужчина в мире, но Патриция знала, что в их возрасте сексуальный комфорт важнее мышц, точеной челюсти и других атрибутов мужественности. Она зарделась от воспоминаний: он стягивает с нее платье, медленно снимает трусики и бросает ее на постель. Байрон знал, что ей нравится больше всего, и не терял времени даром, даже не разделся, прежде чем пуститься в оральное путешествие по ее телу. Оно длилось больше часа. Деликатное и легкое как перышко в начале, необузданное и страстно-животное в конце. Патриция потеряла счет оргазмам. Несколько раз крики экстаза сотрясали стены спальни, а то и всего дома.

«Нам повезло, что соседи не вызвали полицию», — подумала она. Следом хлынули неприятные мысли, продиктованные непроходящим самоедством: «Вчера вечером я практически использовала лицо мужа как велосипедное сиденье, а после этого ничегошеньки не сделала для него».

Оргазмы так истощили ее, что она просто вырубилась.

«Я продолжаю обещать ему, что теперь, когда я стала партнером, все будет лучше. — Она нахмурилась. — Отличное начало, Патриция. Ты просто эгоистичная сука».

Она посмотрела в зеркало, чтобы еще раз убедиться, что выцветшие джинсы, кроссовки и старая блузка — идеальный наряд для возвращения домой. Правда, без бюстгальтера оставалось мало места для воображения, но ее это не заботило.

«Может, я нарочно его не надела и просто еще не осознала этого», — подумала Патриция. Блузка, плотно облегающая грудь, и просвечивающие соски — образ, достойный сексуальных фантазий ее мужа.

«Готова», — подумала она и выключила свет. Выйдя на улицу, Патриция поцеловала любимого мужа, села в машину и отправилась в трехчасовую поездку. Она возвращалась домой, в сердце своих детских воспоминаний, среди которых таилось то, от чего она бежала всю жизнь, — память об ужасном событии, которое случилось с ней давным-давно.

«Иногда выиграть просто невозможно», — подумал он. Мысль пришла ему в голову, когда он вошел в «Донат Кинг» на окраине города, открыл кошелек и увидел там только четыре долларовых купюры. Дюжина пончиков стоила четыре доллара шестьдесят девять центов, но он не решился сказать Трею, что у него напряги с наличностью.

Это было бы унизительно. Ведь Саттер был главным. Поэтому он купил один пончик, чашку кофе и вышел.

— Сел на диету? — ехидно спросил Трей. — Обычно ты берешь дюжину.

— Да, — солгал Саттер. — Док сказал, что мне нужно похудеть, если хочу дожить до пенсии. Я не для того вкладывался в нее почти пятьдесят лет, чтобы профукать из-за сердечного приступа!

Шериф Саттер не был циником и считал такое поведение нездоровым. Он был уравновешенным, справедливым и, вероятно, куда добрее большинства полицейских начальников, перед которыми маячит скорая отставка. Отец Даррен в церкви напоминал каждое воскресенье, что принимать то, что имеешь, как само собой разумеющееся есть грех, пощечина самому Богу. Ведь Он сотворил этот мир и все в нем, а потом принес это в дар человечеству. Каждый день на земле — хороший день, благословение и еще одна возможность воздать хвалу жизни и воле Его. Большинство, вероятно, с этим согласится.