Литтмегалина - Гнилое яблоко

Окончательно выздоровевший и, вследствие начавшихся в Рарехе процессов, бездомный, я был оставлен в Закатонне и по настоянию Деметриуса поселен в комнату по соседству с его спальней. Два помещения соединяла скрытая смежная дверь, что позволило нам шляться друг к другу по ночам, не привлекая ничье внимание. Все же наши предосудительные отношения были обнаружены, когда правитель выбрал весьма неудачное время, чтобы проведать, как там сын. Поскольку как раз в тот момент во рту у меня находился член Деметриуса, я оказался неспособен предоставить убедительное объяснение, выставляющее все происходящее забавным недоразумением. Деметриуса же гораздо больше волновало, что он не успел кончить.

Впрочем, свежие откровения о наклонностях Деметриуса уже не смогли пробить закаленную потрясениями отцовскую психику. Несмотря на мой статус любовника его сына, правитель принял меня с поразительной теплотой. Причину этого он сформулировал сам в своей излюбленной фразе (обычно сопровождающейся похлопыванием по плечу): «Хоть ты у меня нормальный».

Спустя три года Миико по-прежнему существует для меня, где-то вне времени и пространства. Я принял факт его смерти, но я никогда не поверю в его несуществование . В этом есть определенное утешение… он потерян, но не полностью. И все же мне не хочется думать, что его голос сейчас сплетается с голосами Долины. Внутри меня, глубоко в сердце, всегда остается сдавленная тоска. Вместе с тем, когда я вспоминаю Миико… я чувствую разъедающий яд разочарования. Он предал меня. Не по его собственному желанию, нет, но потому, что был тем, кто он есть.

Будь я внимательнее и честнее, я бы еще до событий в Долине признался себе, что замечаю бездну в черных зрачках Миико. Иногда его заполняли боль и горечь, чаще – тихая злость, но любви в нем оставалось все меньше, и в итоге он превратился в нечто, в чем любовь в принципе существовать не могла. Он равнодушно впитывал в себя окружающую грязь и, загнивая, превращался в грязь сам. «Дитя зла», – с усмешечкой сказал о нем когда-то Деметриус, и сейчас я понимаю, что он имел в виду. Миико не стремился спасти себя, он ввергал себя в смерть. И это то, что я презираю в людях – готовность отдать себя смерти.

Все же Миико был моим первым другом. Я любил его, потерял его и уже никогда не смогу его забыть. В памяти Деметриуса Миико едва ли бы задержался, но… чувство вины как гвоздь – если уж вошло глубоко, голыми руками не вытащить.

Признания Миико, которым я отказался верить в Долине, оказались правдой. Тело его отца было найдено в их доме, в коридоре возле стенного шкафчика. Там же валялся молоток с кровавыми отпечатками пальцев Миико на рукоятке. Я могу представить, как все случилось, с пугающей отчетливостью – иногда мне даже кажется, что я был там. Но едва ли я когда-то сумею понять, что творилось в голове Миико.

По словам Деметриуса, решение уйти из Рареха Миико принял за сутки до случившегося, а значит, убийство было скорее спланированным, чем спонтанным. Миико достал из шкафа молоток и подозвал отца. Успел ли тот понять, что происходит? Миико бил его в лицо, ломая нос, выбивая зубы, превращая глазницы в слепые провалы, наполняющиеся кровью. Он уничтожал черты своего отца, гнал прочь его жизнь сосредоточенно и хладнокровно. На это указывают некоторые признаки: его спокойные шаги, запечатленные окровавленным полом; мыло, аккуратно возвращенное на полочку после того, как он смыл с себя кровь; забрызганная частицами мозгов его собственного отца майка, которую Миико, сняв, аккуратно повесил на стул. Конечно, его обыденно-механические действия можно объяснить шоком, но я знаю, что Миико был совершенно спокоен. Он лишь сделал то, что совершал в своем воображении тысячи раз. Меня убеждают в этом мои воспоминания – как он говорил со мной в ночь побега, фактически, сразу после убийства; его дальнейшее поведение. Едва ли Миико чувствовал угрызения совести, отвращение или страх наказания – если только в самой глубине его сумрачной души. Для него произошедшее было просто случаем между двумя людьми, их личным делом, вроде того, со створкой окна, когда Миико получил шрам на шее. Причем здесь Деметриус, я, полиция, еще кто-нибудь, когда Миико убил отца в их доме, в пределах их привычного кошмара на двоих.

Сейчас я уже не обвиняю ни Деметриуса, ни себя. Миико сгубила Долина и его собственное преступление, сделавшее его психику уязвимой к суицидальному призраку Элейны.