Стефан Грабинский - Рассказы

На лице госпожи Лунинской отразилось удовольствие.

- Вероятно, вы заинтересовались мной! Если бы было иначе, не проявили бы такой похвальной прозорливости.

- Ну естественно, заинтересован, даже очень, очень заинтересован, — заверил горячо.

- Ну ладно уж, ладно, — ответила, подавая ему руку на прощание. — В таком случае можем увидеться через две недели.

- Но где?

- В поезде, всегда только в поезде. Пятнадцатого февраля снова поеду из Черска в Рудаву. Вам предстоит всего лишь вовремя появиться в одном из окон вагона. Только думаю, что увидимся раньше: постараюсь вернуться одной. Так что, до приятного свидания!

- До свидания! — ответил, поднося к губам ее руку. — До свидания, милая пани! — добавил тише, задумчиво вглядываясь в ее черты. — Итак, в пятницу?

- Да, около девяти утра.

И сдержала слово. Через три дня после этого встретились снова в поезде, который следовал из Бендзешина в Черск. Пани Стаха сразу увидела его в окне одного из вагонов на станции в Рудаве и, как только поезд тронулся, оказалась у него – удивительно зарумянившаяся, уютная, как кошечка, полная ошеломительных улыбок.

Так завязанное знакомство должно было постепенно перейти в отношения близкие, бурные, в полном смысле — un amore appassionato [59] un amore appassionato (итал.) — Страстная любовь. , когда страсть удивительно сплетается с поклонением.

Лунинская не была свободной женщиной. Данное обстоятельство придавало этому необычному знакомству особую привлекательность и пикантность, хотя одновременно скрывало в себе зародыши опасности: приходилось быть осторожными. Поэтому Стаха ни при каких условиях не желала соглашаться на свидание за пределами четырех стен помещения; только в поезде, в отдельном, дорого оплаченном любовником купе чувствовала себя в безопасности. Встречались два, иногда три раза в месяц — всегда на том же отрезке железнодорожной колеи между Черском и Рудавой. Как удавалось пани Лунинской не привлекать внимание мужа к своим частым отъездам — до конца осталось ее тайной. На вопрос об этом отвечала уклончиво. Да и не настаивал.

Для Забжеского отношения с этой породистой, страстной женщиной каждый раз были источником нового и все более сильного любовного опьянения. Почти год жил в состоянии постоянного подъема, в какой-то сладкой, пурпурной горячке.

Демонизм любовницы, ее утонченность и почти дьявольская ловкость в преодолении препятствий, которые бросали им под ноги обстоятельства, с каждым днем усиливали в нем непреодолимое влечение к Стахе, пронизывая одновременно удивлением и безграничным восторгом. Секретность свиданий в необычном окружении, та постоянная спешка, чтобы добраться вовремя, чтобы не опоздать ни на минуту, та беспрерывная железнодорожная нервозность обладали неописуемой привлекательностью, которая погружала все его естество в какую-то дрожащую, пульсирующую кровяными артериями мглу, раскачивала душу горячим, преданным ритмом.

Те ожидания в сладкой неуверенности в назначенный день, те протянувшиеся в бесконечность минуты перед самым свиданием, те замечательные часы, проведённые вместе в буйстве смыслов, в экстазе вознесения...

Действительно, за один год такого счастья стоило отдать оставшуюся жизнь ...

Забжеский чувствовал, что любовь Стаси — это высшая точка его эротической жизни, это одна из тех красивых авантюр, которые уже никогда не повторятся, потому что они — уникальные, редкие, исключительные. Наверное, мог еще встретить на своем пути не одну женщину, но понимал, что ни одна уже не сыграет в его жизни такой роли, как госпожа Лунинская. Независимо от того, что должно было принести ему благосклонное будущее, знал заранее, с несомненной уверенностью, что лучшую жемчужину уже отдали ему в жертву.

Это был зенит, за которым не надеялся уже ни на какие неожиданности. Поэтому хотел перевести сделать вечным полдень любви, удержать на месте неумолимый бег вещей и отдалить в перспективу бесконечности грустную минуту заката.

С удивительной дрожью в сердце всегда разламывал печати депеш, которые еженедельно поступали от любовницы, нормируя его жизнь. Те краткие слова: "Еду в среду", "Возвращаюсь четвертого" или "Только через две недели" погружали его в экстаз счастья или в пропасть терзаний. Если не виделись долгое время из-за непредвиденного препятствия в последнюю минуту, или в силу того, что Лунинский сопровождал жену в поездке, Забжеский впадал в роковое настроение: сразу налетали на него, как бешеные псы, чернейшие предположения, дичайшие домыслы — и трепали безжалостно до ближайшего свидания. Но потом у нее всегда получалось двукратно вознаградить его за дни разлуки и успокоить растревоженную горечью тоску...