Стефания Гродзеньская - Рассказы

Весной у меня всегда появляются глупые мысли. Например, что я потанцую на росистой траве, или что умру при таинственных обстоятельствах, или что я ворвусь в телестудию во время прямого эфира и выкрикну на весь свет: «Палушиньска стерва и кретинка!»

Потом меня арестуют, но будет уже поздно: новость уйдёт в эфир.

Или что я куплю в комиссионке итальянский свитер.

Или что на Очень Серьезном Совещании я попрошу слова и заявлю: «Вы все тут сборище старых зануд, но я могу вам пообещать, что никому об этом не скажу — если только вы все вместе, хором, пролаете три раза!»

Или что я пну ногой того, кто в очереди ложится мне на спину, хотя в магазине полно места. Пну очень сильно, пусть даже это будет и женщина старше меня.

Или что, устав идти, я лягу посреди тротуара и буду так лежать, пока не отдохну.

Или что отдам своё новое платье женщине, которая моложе и красивее, но беднее меня.

Или что я выйду и буду так идти, идти, идти, идти — куда глаза глядят.

Или что я усядусь на скамейку в парке, и что-то там будет цвести и пахнуть, а я вдруг начну громко плакать.

— Простите, пожалуйста, но почему вы плачете? — спросит меня кто-нибудь.

— Потому что мне грустно, — отвечу я и опять буду плакать.

— Не могу ли я вам чем-нибудь помочь? — спросит, допустим, этот кто-нибудь.

А я отвечу, что, мол, спасибо, нет. И буду плакать и плакать. Громко.

Или что я пойду на концерт в Филармонию, и когда начнётся тот мотив Бетховена: «Ля-ля ля-ля ля-ля ля-ля», — то я стану петь вместе с оркестром, и только лишь концовку я спою иначе, потому что именно в концовке я никогда с Бетховеном не соглашалась.

Или вот напишу на телеграфном бланке: «Желаю Вам чего-нибудь приятного!», — а потом скажу, чтоб это послали всем, кто только есть в телефонной книге.

Или что махну рукой на калории, куплю шесть пирожных и съем их в одиночестве, тайком и самым некрасивым способом: буду разламывать эклеры и вылизывать крем, в сырнике съем весь сыр, выбросив всё остальное, пончики же буду обгрызывать, пока от них не останется одно повидло.

Или вот дам себе слово с завтрашнего дня регулярно учить три языка, делать по утрам зарядку у открытого окна, прочитать все те хорошие книги, от которых меня всегда тошнило, спать ложиться в десять часов, на всё иметь время и при всём при этом ещё и прекрасно выглядеть.

Или что пойду в Ботанический сад, спрячусь там и останусь на ночь. Буду спать в альпинарии среди птичьих гнёзд, и будет мне казаться, что я сплю на затерянной среди гор полянке, и что разбудит меня ласочка, крадущая то самое яблоко, которое осталось у меня от вчерашнего восхождения, и что ожидает меня в горах такой день, какого уже не будет никогда.

Или что сяду в трамвай и буду ездить весь день по кругу для того лишь, чтоб каждую минуту с приятной улыбкой уступать кому-нибудь место.

— Пожалуйста, садитесь, — буду я им говорить.

А вечером много-много самых разных людей скажут своим домашним: «Представьте себе, вхожу я сегодня с тяжёлой сумкой в трамвай, а там какая-то пани мне и говорит: „Садитесь, пожалуйста“».

Или что наведу порядок в своих шкафах.

Такие у меня весной появляются глупые мысли.

Вечер. Пан и Пани собираются в гости. Звонок в дверь.

Пан. Ну вот, наконец-то.

Пани. Надеюсь, что это она. Пойди, открой.

Пан. Открой лучше ты, у меня галстук никак не завязывается.

Пани. Я не могу, у меня на правой руке лак не высох.

Пан (идёт открыть) . Всё же лучше, если бы ты её приняла. (Открывает дверь) .

Ева. Квартира 16, Гуткевич А. — это здесь?

Пан. Да, входите, пожалуйста! Я уже начал было волноваться, что вы не придёте.

Ева. Девятнадцать ноль-ноль. Так написано в заявке. Или же там что-то не так написано?

Пан. Так.

Ева. Тогда вы зря волновались. Девятнадцать ноль-ноль — это девятнадцать ноль-ноль. Отец?

Пан. Да.

Ева. А мать?

Пан. Мать — это моя жена.

Ева. Я понимаю, что не вы. Я спросила о матери, потому что бывают дома без матерей.

Пан. Дома без матерей?

Ева. С бабками или с домработницами. Больными. Могу я снять плащ?

Пан. Ой, ну конечно… Извините. Позвольте, я вам помогу. Почему больными?

Ева. Здоровая бабка, как и здоровая домработница, не нуждается в моих услугах. Я переобуюсь. Ребёнок — это мальчик?