Анатолий Субботин - Мадонна и свиньи

Поочерёдно они подходили и вытягивали билеты. И, возвратясь на скамью, разворачивали их. И по скамье прокатилось волнение. Шептались и переговаривались заинтересованно, как дети, получившие подарки.

– У тебя что?

– Расстрел.

– Тебе повезло! А у меня четвертование.

– Как сказать. Сам знаешь, какие сейчас стрелки.

Некоторые вскакивали с мест и громко возмущались: «За что? Вы не имеете права! Дайте мне другой билет!» Но удар дубинкой успокаивал всякого недовольного. А прокурор-адвокат сказал: «Я же сказал: вас судит бог. И все претензии – к нему».

Сидящий рядом бородач обратился к Старыгину:

– Слушай, ты не знаешь, что это за фигня?

Старыгин взял у него билет и прочёл: аутодафе.

– О! – промолвил он. – Мужайся, брат, тебя сожгут на костре.

Прежде чем развернуть свою участь, он мысленно взмолился: «Только бы не зоопарк! Не за этим я сюда пришёл. Всё что угодно, только не зоопарк!» И поначалу обрадовался, когда увидел, что это смерть. Но поняв, КАКАЯ смерть, горько усмехнулся. В билете значилось: отравление спиртным. «Вот она, ирония судьбы! – подумал он. – С чем боролся, на то и напоролся».

С террасы башни, где кружил часовой, открывался простор. Особенно в сторону реки, к которой сбегала по склону главная улица – Комсомольский проспект.

В синем небе зияла золотая дыра солнца. «Бабье лето пришло на смену мужскому – значит, мне пора, – подумал Старыгин. – Пора пуститься следом за пролетающими птицами и самолётами».

На террасе стояло несколько столиков – что-то вроде летнего кафе, куда охранники поднимались перекусить и чего-нибудь выпить. Старыгина посадили за столик. Палач, одетый в чёрную пару, принёс ему на подносе литровую бутылку водки и два стакана: один с томатным соком, другой пустой. «Кремлёвская, – прочёл Алексей Андреевич на этикетке. – А не мала ли доза?» – усомнился он. На что палач ответил: «Тебе хватит. На всё про всё у тебя полчаса». – «А если меня стошнит?» – «Исключено: в соке есть добавка, предупреждающая реакцию отторжения. Запивай каждый стакан несколькими глотками».

Водка оказалась такой же чистой, как день. Жизнь решила порадовать его напоследок. А может, напротив, тут был злой умысел – вызвать в нём чувство катастрофы. Смотри, мол, как тут хорошо! Но тебя это уже не касается. Ты уже отчалил. Ты отрезанный ломоть. Ты не жилец. «Подумаешь, – ответил Жизни Алексей Андреевич, – видал я тебя всякую. А нам необъяснимое приятно, и непонятное нам друг. – И выпил второй стакан. – Вы хорошие ребята, – сказал он палачу, – но у вас проблема с воображением. Вот как, например, вы назвали мой вид казни? Отравление спиртным. Фи-и! Это приземлённо и, кстати, неправильно. Разве я отравляюсь? Нет, я горю и сгораю. Поэтому советую вам сменить название и написать: “ДВИГАТЕЛЬ ВНУТРЕННЕГО СГОРАНИЯ”. Чувствуете, сразу появляются образ, юмор, а главное – точность. Почему двигатель? Потому что сгорающее тело толкает душу, и та, как ракета, преодолевает притяжение земли. Да, моя душа вот-вот взлетит. Но вы не увидите её блистательного полёта. Чтобы увидеть душу, недостаточно надеть галстук и чёрную пару. И лакей, напяливший графский камзол, не превращается автоматически в графа. Только РЫБАК, понимаешь, видит рыбака. Вождь вашего племени говорил: учиться, учиться и ещё раз учиться. А вождь моего пл а мени утверждает: воображать, воображать и снова воображать!»

Впрочем, Татьяна Пушкина с её камерностью не передаёт сути момента. Мы ведь уже не в камере. Мы уже под парами. Нам сейчас ближе Блок с его:

Да я пью, пью. Ваше здоровье… Как, однако, рванули кони! Спасибо, папа, что дал мне прокатиться на своей огненной колеснице! Э-ге-гей! Расступись, зашибу! Вот это скорость! Кони горят, щёки летят. Или наоборот? Всё равно – дух захватывает. Сорок оборотов в минуту вокруг Земли. Голова кружится. Довольно! Мне тяжело. Остановитесь! Папа, они меня не слушают! Они несутся обратно к Земле. Я не хочу. Папа, мне страшно…

Наш гарем довольно необычен. Начать с того, что в нём всего одна наложница. А евнухов трое. Для одной, пожалуй, многовато. Хотя нет. Ведь хватило же у этой представительницы слабого пола сил и мужества кастрировать нас! «Как?! – воскликнете вы. – Как такое возможно, чтобы юная женщина одолела трёх взрослых мужчин?!» – «Очень просто, – скажу я, – поодиночке». Добавьте сюда, что ей далеко за 30, а мы, хотя и мужчины взрослые, но сравнительно малорослые. Не то чтобы карлики… Нет, я не карлик, я другой!