Сердце сделало тройное сальто назад, с четверным тулупом. Если вообще бывает такая комбинация в фигурном катании.
— Ты меня в кино приглашаешь?
Истомин издал звук, больше похожий на хрюканье, чем смех:
— Типа того. После химии сразу не убегай, ага? Буду ждать тебя у выхода. Ну, бывай, Синицына.
И нажал «отбой».
Внутри всё клокотало. Щёки загорелись румянцем, уши, кажется, светились от счастья. Срочно позвонить! Рассказать! Прокричать!
Но — кому?
Эту тайну она будет лелеять как младенца. Она не позволит в ней копаться, оценивать, сомневаться.
Это её личное пространство. В котором она — не очкастая дура, а королева. И у неё завтра свидание с парнем её мечты!
Она бросила в портфель ноты, что-то и как-то играла на репетиции. Кажется, хормейстер осталась ею недовольна — она заметила её укоризненное поглядывание из-за круглых как у стрекозы очков, — и весь вечер и утро следующего дня провела как во сне.
— Даш, тебя ждать? — с урока химии она собиралась усиленно медленно, проверяя каждую тетрадь, и Машка нетерпеливо топталась у выхода из кабинета. — Ты копаешься, а мне на автобус надо.
Даша встрепенулась:
— Ты иди, Маш! Я не могу тут кое-что найти, — и рассеянно повела плечами, снова увлечённо копаясь в недрах школьной сумки.
Афанасьева недовольно рыкнула и помчалась по коридору.
Дарья вышла из кабинета последней, химичке даже пришлось её подгонять.
«А, что, если это шутка? Розыгрыш? И Паша не ждёт меня на выходе?» — мелькнула острой спицей отчаянная мысль.
Мимо неё бежали школьники. Но Истомина нигде не было видно.
Молниеносное движение справа заставило её пискнуть от неожиданности. Горячая ладонь на локте, мощный толчок в сторону туалета для мальчиков, и она оказалась лицом к лицу с Пашей.
— Тиш-тиш-тише, — шептал он ей на ухо, прижимая жёсткой ладонью рот. — Это же я… Ты так долго собиралась, что мне пришлось тебя идти искать.
Он потянул её за рукав, затащив в кабинку, тесную и вонючую.
Истомин оказался гораздо выше, чем она думала, на голову выше её. Сильные, накаченные руки поставили её к стене, прижав горячим телом так, что ей стало неловко дышать. Она дёрнулась, попробовав высвободить руки.
— Тиш-тише, — повторил Истомин, с силой надавив ей на плечи. Руки скользнули под её волосы, оголив тонкую шею, притянули к себе, накрыв пересохшие губы мягким и требовательным поцелуем.
Руки скользили по телу, замедляясь на бёдрах, привлекая их плотнее к сильному мужскому телу, ловкое движение пальцев, и синяя шерсть школьной юбки смялась, оголив испуганное колено.
Даша ахнула, дёрнулась, но Истомин ещё плотнее прижал её к стене. Свет в коридоре погас с хлопком.
— Не паникуй, Синицына, мы с тобой одни в школе, все ушли. Вон, видишь, охранник свет потушил.
Он подхватил её за талию, увлёк в узкое пространство за кабинкой, к широкому окну. Приподняв её, словно пёрышко, он уверенно подсадил на подоконник, жарко целуя её и торопливо поднимая подол юбки.
Всё произошло быстро, как весенняя гроза, неистовая, яркая и безжалостная. Острая боль перекрыла вонь из кабинок, замерев в ушах тонким и жалобным звоном. Стыд, тогда и сейчас, при взгляде на жарко обнимающуюся парочку, покрывал леопардовыми пятнами шею и щёки, прикосновения его рук саднили, словно прижжённые калёным железом.
Даше не помнила его лицо. Кажется, она всё время сидела, зажмурившись, и сейчас ей нестерпимо захотелось увидеть его глаза — что в них было в ТОТ момент. Она приблизилась, стараясь не шуметь и не привлекать внимание, боясь, что и эта парочка повернёт к ней свои неживые фарфоровые лица без глаз.
Тонкий бело-лунный луч скользнул по плечам Истомина, осветив на миг пушистые волосы его спутницы, собранные в высокий хвост.
Стоп.
У неё не такая причёска была. И волосы у неё не вьются.
Дыхание замерло.
Округлив глаза, не веря им, не веря самой себе, она приблизилась ещё на шаг.
Из-за Истоминского плеча выглянуло бледное лицо. Взгляд в упор сухой и колкий.
— Машка! — в ужасе отшатнулась она, узнав подругу. — Как ты могла! Машка! Ты же знала, что я его люблю!!! Ты же всё знала.
Афанасьева отпрянула от кавалера, легко отодвинув его в сторону. Облизнув припухшие от поцелуев губы, она оправила блузку, разгладив белоснежные рюши, отдёрнула юбку. Повела бровью, и Истомин послушно подставил широкую ладонь, чтобы помочь ей спуститься с подоконника.
— Ненавижу, — коротко прошептала Дарья, делая шаг назад.
Читать дальше