Евгения Кретова - Дом с панорамными окнами [сборник]

— Афанасьева, тебе помочь? — Даша выглянула из спальни.

— Не-е, я уже тут. Оно легкое… на колесиках…

Медленно разворачиваясь в узком коридоре, чавкая резиновыми тапками, Машка втягивала в комнату нечто высокое, плоское, в деревянной оправе и на широкой нескладной подставке.

— Это что такое?!

Но подруга не отзывалась, кряхтя и шумно вздыхая. Дашка не выдержала, схватила за угол деревянной рамы, потянула её на себя. Штуковина оказалась и впрямь не столько тяжёлой, сколько неудобной и большой: в высоту едва-едва прошла в дверной проём, а в ширину — вообще пришлось втягивать по очереди в начале один угол, за ним — второй.

«Штуковина» оказалась напольным зеркалом.

Когда всё, наконец, было позади, и оно оказалось в спальне, Машка довольно подпрыгнула:

— Та-дам! — она слегка поправила деревянную раму.

Перед озадаченной Дашей встало её собственное отражение во весь рост: растрёпанные волосы, смущённый вид, стекляшки очков в модной оправе. В несмелых бликах свечей она увидела себя странно потерянной, словно чужой.

— Здорово, да? — не унималась Машка. — Это от старого гарнитура осталось, не дала продать. Буду у себя в комнате делать ремонт, его там пристрою. Раму только перекрашу, сделаю её светлой-светлой. Представляешь?

Дашка представила.

— А зачем ты его сюда припёрла?

Машка, любовно поглаживавшая гладкое полированное дерево, встрепенулась:

— Как «зачем»? Гадать сейчас будем!

— На зеркалах? — Дашка боязливо поёжилась.

— Конечно…

— Так вроде же в полночь надо?..

Афанасьева развела руками:

— Ага, в полночь такие стучимся к мамке с папкой со свечкой: пустите в зеркало потаращится, да? Синицына, не тупи!

Подруга пожала плечами.

— Ерунда это всё, не верю я…

Машка хитро прищурилась, приблизив лицо к самому Дашкиному уху:

— А на суженого-ряженого? — и заглянула в глаза, прикусив нижнюю губу, томно добавила: — А если Пашка Истомин явится? А?

И гоготнула.

— А как? Ты знаешь? — с сомнением в голосе отозвалась Дашка.

Подруга вскинула подбородок, закатывая выше локтя рукава тёмной клетчатой рубашки, торжественно подняла руки над головой и громоподобным голосом провещала:

— Я, потомственная ясновидящая, маг-виртуоз в третьем поколении, властелина духов и мирских врат, ведунья Марианна, приглашаю тебя на сеанс супер-пупер магии!!! Один взгляд сквозь магический кристалл, и твоё будущее у меня как на ладони!

— Афанасьева! Тебе никто не говорил, что в тебе пропадает народная артистка?

Машка опять гоготнула:

— Ладно, давай начинать, а то скоро мамка с работы придёт, весь кайф обломает своими советами!

Она подтолкнула подругу к зеркалам.

— Слушай сюда, — скомандовала она. — Встаёшь между зеркалами, типа в коридоре таком оказываешься. Говоришь «Суженый-ряженый покажись» и ждёшь. В конце коридора появится фигура, когда окажется у тебя за спиной — смотришь быстренько и выбегаешь из коридора. Поняла? Только не оборачивайся — нельзя, говорят…

Дашка кивнула, заворожено оглядываясь вокруг:

— Кто говорит?

— Ну, бабки всякие… Гадалки. В инете прочитала.

— А-а, — понимающе протянула Синицына. — А долго ждать?

Мария округлила глаза:

— Да кто ж его знает… Хорошо бы побыстрее, я ж говорю… Ну, рассказывай, что там видишь?

Дарья вглядывалась в зеркальную мглу.

Здесь, внутри бесконечного зеркального коридора, было прохладно. Она поёжилась, словно от сквозняка. Её отражение, мутное, неравномерно освещённое тусклыми восковыми свечами, казалось, начало жить своей жизнью — медленнее моргать, невпопад дышать. Или ей это только показалось?

— Даш, ну, что? — донёсся издалека голос Афанасьевой. Дарья только отмахнулась:

— Если ты будешь поминутно меня спрашивать что да как, то вообще ничего не получится. Сиди смирно.

Афанасьева вздохнула. Скрипнули пружины широкой кровати — поёрзав, она всё-таки сползла на пол, на мягкий светлый ковёр, и зевнула.

Дарья тоже решила устроиться удобнее: села на мягкий, бархатный пуф и прошептала: «Суженый-ряженый, покажись».

В ушах звенело. Сквозь шёпот тишины сюда, в межзеркалье, проникали странные звуки — протяжный скрип открывающейся двери, грустное завывание ветра, негромкий шелест сухих листьев, тихий стук по стеклу.

Дарья вздрогнула: в глубине помутневшего зеркала, в узком светлом прямоугольнике на линии горизонта, мелькнула фигура, крохотная, едва заметная. Она не успела разглядеть её.