Ширин Шафиева - Не спи под инжировым деревом

– Квартиру прибери! – крикнула она мне из кухни. – А то народу понабежит, а у нас бардак! Стыдно!

Я призвал на помощь Сайку, и вместе мы привели квартиру в приличный вид.

– А соседям вы что скажете? – задала Сайка закономерный вопрос, который мне – о, ужас! – почему-то не пришёл в голову. Чёртовы соседи! Они же знают, что я жив! Меня посетило странное желание позвонить Ниязи, пришлось мне себя одёрнуть. «Соберись, позорище, – сказал я себе. – Сам не в состоянии что-то придумать?» Оказалось, что в состоянии. Идея пришла мне в голову, когда мой взгляд упал на вложенную между двумя стёклами книжного шкафа детскую фотографию, на которой я был с отцом.

– Скажем, что хороним моего отца.

– Астагфируллах! – воскликнула шокированная Сайка.

– Ну пусть он хоть раз мне пригодится, – продолжал я её шокировать. – Типа он умер, а, кроме нас, никто его хоронить не собирается. Тогда соседи даже присутствовать не захотят. И маме будет приятно. Все в выигрыше.

– Уффф. Всё равно – няися нетоды [14] Забавный монстр-гибрид русского оригинала и азербайджанского перевода выражения «что-то не то». .

– Тоды, тоды, – успокоил я её и зашёл в кухню, чтобы посвятить маму и Зарифу в свой план. Мама назвала меня чудовищем, Зарифа скорчила гримасу – не то улыбнулась, не то выразила неодобрение.

– Завтра ведите себя естественно, и всё будет в порядке.

– Я боюсь запутаться, кого мы всё-таки хороним, – сказала мама.

– Официально мы хороним меня. Для соседей, которые меня видят живым каждый день, мы хороним моего отца, – терпеливо объяснял я. – А на самом деле мы хороним незнакомого мужика и делаем тем самым благое дело, потому что больше его никто хоронить не хочет.

– Ой, доиграешься ты, – снова предупредила меня мама, остервенело помешивая халву в тазу. – Соседи все припрутся к нам на похороны. Вот тут-то нас и того…

Всё-таки нужно было позвонить Ниязи.

– О соседях не беспокойся, – сказал он в своей удивительной манере, заставлявшей безоговорочно верить ему. – Они ничего не заметят. Я устрою это.

– Но как?

– Я знаю как. И не такое проворачивал. Не твоя это печаль.

Утром я проснулся с лёгким ощущением, что всё ещё сплю, до того это было странно – проснуться в день собственных похорон. Я гадал, придёт ли кто-нибудь. Сочтут ли нужным мои бывшие одноклассники и ребята из университета отменить свои дела на сегодня и прийти проводить в последний путь музыканта-самоубийцу? Не раскроется ли наша афера? Вдруг хлипкая лестница провалится во время выноса тела, и все увидят, что это вовсе не я покоюсь на хрупких плечах моих друзей-музыкантов? Так страшно мне не было даже на вступительных экзаменах, когда стоявшая рядом со мной мама причитала, что, если я не поступлю, все деньги, потраченные на репетиторов, будут являться ей в страшных снах, а я отправлюсь в армию. В армию, правда, я всё равно отправился, четыре года спустя, и отлично провёл время без маминых бесконечных придирок и приставаний, хотя ради этого пришлось пожертвовать парой зубов, которые разрушились из-за авитаминоза.

Группа пришла в восемь часов, как мы и договаривались. Ниязи явился позже и привёз из морга тело. В доме сразу стало как-то неуютно, гостиная, где мы положили завёрнутого в кяфан [15] Кяфан – саван. покойника, выглядела чужой.

– А если кто-то из соседей спросит, почему тебя нет на похоронах отца, что мы им скажем? – спросила Зарифа.

– Это было бы очень нетактично с их стороны.

– Конечно, все знают: соседи – это такие тактичные люди, которые никогда не вмешиваются в чужие дела.

Я вздохнул:

– Скажите им, что на отца я очень сильно обижен. – И это даже не будет ложью.

Сайка решила помочь маме на кухне. Я слегка беспокоился, как они там поладят, особенно в свете моего обещания жениться, и очень надеялся, что мама не заговорит об этом с моей девушкой, для которой эта новость была бы большой неожиданностью. Тогда мне и в самом деле придётся жениться.

Услышав первые шаги на лестнице, я подтащил к себе пробегавшего мимо Ниязи и прошипел ему в ухо:

– Проследи, чтобы у мамы не был слишком жизнерадостный вид, – и спрятался в своей комнате со стаканом для подслушивания наготове.

В прихожей раздались тихие голоса, кажется, пришло сразу несколько человек, я различил среди них голоса Лейли – скрипучий и резкий – и Джейлы – потрясающее контральто, если, конечно, я не перепутал его с контратенором Ровшана. Все трое были моими одноклассниками. Сколько-то их придёт? Я одёрнул себя, ведь меня не должно было это волновать; пытаться нравиться людям и что-то для них значить – недопустимый признак слабости.