Ши Эрншоу - Зимняя Чаща

– Ну, чувак, видел бы ты свою рожу! – легонько толкает меня ладонью в плечо Джаспер. – Словно действительно поверил, что сейчас костлявая рука из могилы высунется.

Ретт сует мне бутылку, словно в награду за то, что я сделал так, как они приказали. Я делаю большой глоток виски, затем отдаю бутылку назад.

Надеюсь, что мы все закончили, и теперь двинемся назад. Снег валит все гуще, и я вслед за парнями выхожу из ворот кладбища. Когда мы выходим на берег озера, я сворачиваю налево, к лагерю, но Джаспер останавливает меня.

– Ты куда? – спрашивает он. – Думаешь, это все? Произнес трижды имя мертвой ведьмы, и баста?

Стоящий рядом с ним Ретт смеется, а вот Макс, напротив, серьезен как всегда.

Начинается второе действие спектакля – за этим, собственно, мы и пришли на берег.

Начинается то, чего они ждут с таким нетерпением.

Я подхожу к краю озера, где стоят парни. Снег летит наискось сквозь деревья. Усиливается ветер. Приближается снежная буря, о которой предупреждали нас воспитатели во время обеда и велели припасти на ночь больше дров для печки и плотнее закрывать двери, чтобы в них не ворвался ветер.

Ну а сейчас мы стоим на берегу озера, и горы на севере затянуты черными облаками.

– Ты должен выйти на замерзшее озеро, – говорит Ретт. Говорит весело, легко, упиваясь своей властью надо мной. Предстоит главное событие этого вечера. Главный аттракцион. – И дойти до самой середины.

– И там дважды повернешься на носках, словно балерина, – добавляет Джаспер и ухмыляется во весь рот, отчего щель между его зубами кажется еще шире, чем обычно.

Я на парней не смотрю, я смотрю на замерзшую поверхность озера. На лед, под которым все еще видна темная вода.

– Считай, что ты легко отделался, – говорит мне Ретт. – Ведь мы могли бы, например, заставить тебя переночевать сегодня на улице, на морозе.

– Лед меня не выдержит, – качаю я головой. Я же вижу, что лед слишком тонкий, что он еще не установился как следует. Я уверен, что всего лишь месяц или около того назад на озере вообще не было никакого льда, и на этот берег набегали волны, шурша мелкой галькой.

– У тебя нет выбора, салага, – самодовольно ухмыляясь, говорит Ретт. Он просто наслаждается своей ролью, мимолетным ощущением своей власти и значимости.

– Я этого делать не стану, – заявляю я, пристально глядя на Ретта. Хочу, чтобы он понял, что я говорю это совершенно серьезно. Трижды произнести имя какой-то давным-давно умершей женщины – это одно. Выходить на неокрепший лед – совершенно другое дело. Нет уж, давайте я лучше эту ночь на улице проведу. Если надо, я с ними троими один драться буду, но на озеро не выйду.

– Он может утонуть, – говорит Лин, единственный из них, кто, кажется, понимает, насколько опасна эта затея. Что кто-то может на самом деле умереть. – Мы еще никого на лед выходить никогда не заставляли. Обычно велели им летом доплыть до середины озера и обратно, чтобы осмотреть, утащит его под воду Уилла Уокер или нет.

– Ни фига он не утонет, – ворчливо перебивает его Джаспер, расчесывая пятерней свои лохматые свалявшиеся волосы. – Выдержит его лед, зуб даю.

– А если и утонет, так это только по своей вине, – говорит Макс, и его глаза напоминают два черных шара, внутри которых кипит, варится что-то очень недоброе.

Остальные, кажется, колеблются, прикидывают, не принять ли меня в свою маленькую компанию без вылазки на лед. Но Макс – иное дело. Макс меня ненавидит. Считает, что я, видите ли, занял его законную койку, когда приехал сюда. Но мне совершенно не нужна была его койка, я предпочитал вообще оставаться в тени, никем не замеченным, быть просто парнем, у которого умерли родители, и потому он появился в лагере посреди учебного года. Никуда я не лез, ни на чье место не претендовал.

Но Макс все равно ненавидит меня. Будто это я виноват в том, что его за воровство отселили в отдельную хижину рядом с домиками воспитателей и столовой.

И вот теперь, стоя на берегу, я знаю, что Макс не отступится от своего, не согласится скостить мне часть процедуры посвящения. Он хочет, чтобы я страдал. Чтобы я расплачивался за то, что Макса отселили от его приятелей.

– Если он умеет плавать, то не утонет, – добавляет Макс. В руке у него маленькие серебряные карманные часы, он крутит их в своих пальцах, а часовая цепочка свисает у него с ладони и раскачивается как маятник. Эти часы, насколько я знаю, Макс буквально не выпускает из рук. Мне говорили, что их подарил Максу его отец. Подарил на день рождения перед тем, как отослать сюда, «чтобы Макс мог отсчитывать часы и дни, проведенные в этой дыре», – шутили про него. На мой взгляд, это был жестокий подарок. Напоминание о том, что время и жизнь во внешнем мире прекрасно продолжают идти и без него, без Макса. Что он – как и все мы – впустую тратит свое время, сидя, как в ловушке, в этих горах.