Ши Эрншоу - Зимняя Чаща

И вот теперь, после захода солнца, когда лагерь уснул, а воспитатели прекратили проверять хижины, парни подошли и велят мне подниматься с койки.

Макс тоже с ними, неподвижно стоит у двери, ожидает.

– У тебя нет выбора, – говорит Джаспер, одетый в свой нелепый свитер с оленем. В первый день, когда я только что приехал в лагерь, этот олень моргал своими красными глазами, но однажды после обеда начал моргать все реже, а затем и вовсе перестал. И никогда больше не моргал.

Я встаю с койки, надеваю куртку – а что мне еще остается? Я не хочу так быстро обзаводиться здесь врагами, тем более что могу застрять в лагере надолго. На месяцы, даже на год, быть может.

Мы покидаем хижину и идем вдоль берега, парни хохочут, когда кто-то из них спотыкается на ветке, но тут же кто-нибудь говорит: «Тсс, тише!» Мы приходим на кладбище, и Джаспер вытаскивает из своей куртки бутылку виски. Откупоривает ее и пускает по кругу. Темная жидкость обжигает мне глотку.

Я ожидаю, что они заставят меня напиться или, например, завяжут мне глаза, развернут несколько раз и заставят вслепую искать дорогу в лагерь. Но у них на уме совершенно иное. Они ведут меня в глубь кладбища, к выстроившимся в ряд могилам. Некоторые из них старые, другие выглядят так, будто появились здесь всего лишь несколько лет назад. Но на всех могильных плитах одна и та же фамилия: Уокер .

– Уокеры – это ведьмы, – поясняет мне Джаспер с таким видом, словно читает мне лекцию по истории, и проводит рукой по вершине надгробья.

– Они живут здесь дольше, чем кто-нибудь еще. Черт знает, сколько времени назад эти Уокеры поселились в этих краях, – перебивает его Ретт. – Раньше, чем леса здесь появились или озеро. Пустыня тут тогда была, понял?

– Нет, это неверно, – хмурится Макс. – Это место никогда пустыней не было.

– Да какая разница, – отмахивается Ретт.

– Нет-нет, нужно говорить все точно, иначе это неправдой будет, – настаивает Макс.

Ретт закатывает глаза и отворачивается в сторону.

– Так вот, они ведьмы, эти Уокеры, – снова вступает Джаспер. – И это, собственно, все, что тебе нужно о них знать.

Макс подходит ближе ко мне, смотрит немигающими синими глазами.

– И одна из этих ведьм до сих пор живет тут неподалеку от озера, – говорит он.

– А я думал, в тех домиках никого сейчас нет, – отвечаю я, скрестив на груди руки. Мне ужасно не хочется быть здесь. – Мне казалось, все они пустуют зимой.

– Не, Уокеры здесь и на зиму остаются, – качает головой Макс. – Только они одни и зимуют.

Я резко сглатываю. Я уверен, что кто бы ни жил сейчас там, на другом берегу озера, ведьмой та женщина быть не может. Впрочем, вслух я этого не говорю: если парням хочется верить в то, что возле озера живет ведьма, пусть верят. Мне-то что. Мне хочется только одного: чтобы все это поскорее закончилось.

– Ты должен трижды произнести ее имя, – говорит мне Джаспер, опираясь о вершину надгробья своим длинным нескладным локтем.

– Чье имя? – спрашиваю я.

Он указывает пальцем на каменную плиту, на которой выбито имя: Уилла Уокер .

– Если трижды произнесешь это имя, то заставишь ее подняться из могилы, – говорит Ретт и шевелит бровями, словно это добавит его словам жути. Или подчеркнет их правдивость.

– В местных легендах сказано, что Уилла Уокер наплакала это озеро своими слезами и сделала его бездонным, – снова вмешивается Джаспер, словно произнося заученный текст. Возможно, так оно и есть, если подобное посвящение проходит каждый новичок, приехавший в лагерь «Щучья пасть».

Я невольно хмыкаю, и Макс, услышав это, говорит, подступая ко мне ближе и расправляя свои плечи:

– Ты что, не веришь нам?

Я стискиваю зубы. Понимаю, что к чему, потому что знаю я, чего хотят эти парни, знаю. Им нужно, чтобы я держал рот на замке и послушно выполнял все, что они прикажут. И чем скорее я это сделаю, тем скорее они от меня отстанут. Сделаю, и поскорее вернусь на свою койку. Сделаю, и они меня не будут больше дергать. Сделаю, и стану одним из них. Своим, что называется. А потом приедет какой-нибудь новенький, и парни захотят, чтобы и я сам заставил его проделывать те же самые глупости. Ладно.

Макс отходит от меня, и даже Джаспер больше не опирается на надгробье, тоже отошел в сторонку. Они оставили меня наедине с могилой старой ведьмы. Я втягиваю ноздрями морозный воздух и трижды повторяю:

– Уилла Уокер, Уилла Уокер, Уилла Уокер.

Над кладбищем вдруг повисает тишина, даже ветер дуть перестает. Такое ощущение, будто само время остановилось. Затаив дыхание, оглядываюсь вокруг, и в голову закрадывается подозрение, что парни, возможно, были правы и что сейчас… И сейчас Уилла Уокер поднимется из своей могилы. Но тут начинает хохотать Джаспер, за ним Ретт, и их смех эхом разносится над кладбищем.