Ши Эрншоу - Зимняя Чаща

Теперь я беспомощна, словно любая другая, обычная девчонка на моем месте.

Я ворошу тлеющие угли, сохранившиеся под пеплом в старой печке, а нефритово-зеленые глаза Оливера медленно осматривают тем временем дом. Бревенчатые стены, подгнившие деревянные балки над головой, выцветшие занавески в цветочек, от которых сильно пахнет шалфеем, который мы сотни раз жгли в доме, чтобы прогнать старых упрямых ду́хов.

Но взгляд Оливера прикован не к занавескам и не к стенам. Он не сводит глаз со странной коллекции предметов, сваленных на полках и в затянутых паутиной углах старого дома. Старинные карманные часы, очки в круглой проволочной оправе, сотни серебряных пуговиц в стеклянных банках, серебряные ложки с изящной гравировкой, серебряные подсвечники с затвердевшими потеками воска. Резная, в золотой оправе, шкатулка для драгоценностей, внутри которой не сохранилось ничего, кроме вековой пыли.

Все эти вещи мы на протяжении многих лет находили в Чаще, но, в отличие от остальных, не отсылали в Фир Хэйвен владельцу антикварной лавки Леону.

Все эти вещи что-то значат, и я не могу расстаться с ними. Вещи хранят истории и готовы поделиться ими, стоит лишь взять их в руки.

Как и многие женщины из семьи Уокеров до меня, я нахожу потерянные вещи.

А в дверях моего дома сейчас стоит парень по имени Оливер Хантсмен.

Моя последняя находка.

Волосы у нее длинные, темные и спадают вдоль спины, словно заплетенные в косы речные волны.

Я слышал о ней, о «девчонке, что живет за озером». Парни в лагере говорят, что ей нельзя доверять. Рассказывают, что в полнолуние можно увидеть на крыше ее силуэт – девчонка что-то колдует, подняв лицо к усыпанному блестящими льдинками звезд небу. А еще парни в лагере говорят, что ее семья живет в здешних лесах, что ее фамилия Уокер. А все Уокеры – ведьмы.

Ее дом спрятан среди деревьев – маленький пряничный домик, в котором пахнет землей и деревом. Домик, который мог приманить к себе Гензеля и Гретель. Они вошли бы сюда за сладостями и нашли бы смерть в его стенах. Так же, как могу найти здесь смерть и я.

Девушка передвигается по комнате с легкостью птички, почти бесшумно порхает по старым половицам, поднимая с них облачка пыли. Итак, я стою на пороге дома ведьмы.

– Что со мной произошло? – спрашиваю я, пытаясь согнуть пальцы, но они настолько окоченели, что не слушаются. Мороз растекается по телу, словно холодная вода льется из незакрытого крана и застывает кристалликами льда на суставах. Мысли лихорадочно мечутся в голове, но вместо воспоминаний только снег, и его белизна слепит, не позволяя рассмотреть хоть что-нибудь.

– Я нашла тебя в снегу, – отвечает девушка, склонившись у дровяной печки. Ловко и бесшумно она подкладывает в печь новые поленья. Не жмурится, глядя на огонь, и не пытается укрыться от летящих из топки искр.

Едва волоча ноги, я делаю несколько шагов, чтобы приблизиться к огню, бросаю взгляд на окно, заваленное снегом, и заставляю свою память включаться и вспоминать, вспоминать…

Я очнулся в лесу и увидел девушку, которую поначалу принял за видение. Она прикоснулась к моей коже своими мягкими пальцами.

Но мне кажется, что это было много дней назад, время для меня словно застыло и только теперь начинает понемногу оттаивать, как и мои промерзшие насквозь кости.

– Какой сегодня день? – спрашиваю я.

Сухие поленья уже разгорелись, от них на меня наплывают волны тепла, и девушка жестом предлагает мне сесть на маленький стул возле печки. Я сажусь, вытаскиваю руки из карманов куртки и протягиваю их к огню.

– Среда, – отвечает она и вскользь бросает на меня взгляд, словно боится, что может рассмотреть в моих глазах. А может, боится, что в ее глазах могу прочитать я .

Я сжимаю кулаки. Руки невыносимо ломит – это постепенно, болезненно восстанавливается мое кровообращение.

«Среда», – тупо размышляю я. Но мне это ни о чем не говорит. Надо бы лучше спросить, какое сегодня число и какого месяца. Даже какой год, может быть. Мои мысли пытаются восстановить происходившее. Но нет, я не могу вспомнить, как очутился здесь, помню только тот лес и как лежу на спине, а снег все падает – медленно, беззвучно, безостановочно – погребая меня заживо.

Девушка ходит по комнате, что-то мурлыча себе под нос, не заботясь, что я могу ее услышать. Но я слышу. Это протяжная, нежная мелодия, очень печальная. Колыбельная, может быть. Но в какой-то момент девушка переводит взгляд на меня и тут же замолкает.