Ши Эрншоу - Зимняя Чаща

А затем я начинаю слышать звенящую далекую музыку, которая пробивается ко мне сквозь землю. Я резко просыпаюсь, задыхаясь, хватаюсь за лицо, чтобы оборвать протянувшиеся ко мне сверху сквозь почву корни.

Я по-прежнему на полу своего чердака. Меня не похоронили заживо, я не умерла.

За окном чернеет ночное небо, солнце давно закатилось. Интересно, как долго я проспала?

В открытое окно задувает снег, а еще…

А еще снаружи, из-за деревьев, из снежной тьмы долетает звук.

Та самая музыка, которую я слышала во сне.

Она оказалась настоящей.

ЭМЕЛИНА УОКЕР родилась переношенной, на месяц позже срока, под Призрачной луной вместо карликовой луны клевера, как было задумано. Глаза у нее были белыми, как алебастр, а когда она после рождения открыла рот, чтобы закричать, из него вырвалось лишь легкое шипение.

Эмелина была тихим ребенком, она разговаривала сама с собой, одна играла у себя в комнате, сплетая из веревочки колыбель для кошки, и зарывалась босыми ногами в грязь, чтобы почувствовать, как под ней извиваются черви.

Но когда ей исполнилось семнадцать лет, в необычно ветреную осень, когда над озером маленькими парашютиками летел пух одуванчиков, Эмелина пошла в густой лес и потеряла там свой рассудок.

Но не по своей вине.

Эмелина потеряла серебряный медальон, подаренный ей человеком, которого она искренне любила, потому она и отправилась в лес, где можно найти все потерявшиеся вещи. Эмелина бродила по лесу, ворошила ногой подгнившие листья и отшвыривала гладкие черные камешки в поисках медальона. Спала на стволах деревьев. Сплела на запястья браслеты из цветов камнеломки. Спустя год, когда Эмелина вышла наконец из леса, ее некогда черные как вороново крыло длинные волосы стали седыми, набилась вечная грязь под ногтями, но медальона у нее в руке не было.

Всю оставшуюся жизнь Эмелина продолжала искать свой медальон в доме: внутри чайных чашек, за книгами на полке, под половицами. Каждую ночь она перетряхивала свою постель, чтобы посмотреть, не завалился ли ее медальон где-то между простыней.

Так Эмелина дожила до старости, отрастив седые волосы до пят, волочившиеся за нею, когда она выкапывала бархатцы, лиатрис и дикий имбирь, уверенная, что найдет свой медальон среди их корешков. Она никогда не знала свое теневое «я», не владела магией Уокеров, у нее не было ночной тени – все это ускользало от Эмелины так же, как ее медальон.

На смертном одре Эмелина Уокер схватила руку своей младшей сестры Лили, сказала: «Ах, вот он». И затихла навеки.

Вылей горячую соленую воду из окна верхнего этажа.

Обхвати руками кучку свежевскопанной весенней почвы и плюнь себе через левое плечо.

Не мойся три ночи подряд. На четвертую ночь выпей стакан золотистого молока с кукурмой, туго заплети свои волосы за спиной и ложись спать без носков.

Музыка волнами наплывает из-за деревьев – дребезжащая и приглушенная.

Я иду, стуча подошвами по промерзшей земле, на звук далеких голосов и смеха. До источника шума я добираюсь, пройдя примерно до середины вытянувшихся цепочкой летних домов. Это старый дом Уилкинсонов, с большим крыльцом, толстыми бревенчатыми стенами и двумя эркерными окнами с видом на озеро. Один из самых красивых бревенчатых домов на берегу озера Щучья пасть, хотя Уилкинсоны приезжают сюда нечасто – раза два за сезон – и привозят с собой трех собак, пятерых детей и целую свору шумных – ужасно шумных! – приятелей. Они жарят барбекю, до поздней ночи орут, пьют красное вино и смеются из года в год над одними и теми же шутками.

Сейчас укутанный снежным коконом дом вновь полон жизни.

Мои ноги сами несут меня на крыльцо – мне чудится, что я все еще нахожусь во сне, – я толкаю слегка приоткрытую входную дверь и вижу толпу набившихся в дом парней. Не нужно мне было сюда приходить, не нужно . Но мое сердце обманывает разум.

Ведь здесь, в доме, может оказаться Оливер.

И если он здесь, то не знаю, что я скажу ему. Быть может, закричу и примусь колотить его в грудь кулаками. Скажу, что он лжец. Что он убил кого-то той ночью и спрятал его часы в кармане своей куртки.

А может быть, я повернусь и уйду, не сумев найти нужных слов. Но мне необходимо увидеть его лицо, мягкий изгиб губ, зеленые глаза, в которых я когда-то увидела доброту, и тогда, быть может, я узнаю. Действительно увижу. Или чудовище. Злодея. Или мальчика, которого я помню.