Джанет Уинтерсон - Целую, твой Франкенштейн. История одной любви [litres]

В холле мне сразу же вручили бокал пунша. Я осушила его и взяла другой. В гостиной было не протолкнуться: повсюду мужчины в серо-коричневых пиджаках, женщины с курительными трубками. Ни одного знакомого лица. Что ж, можно спокойно перекусить. Взяв тарелку с говядиной и солеными огурцами, я уселась в кабинете возле загадочной конструкции из валиков и шестеренок.

– Ну, как вам? – раздалось рядом.

– Говядина просто отменная. – Я подняла глаза и увидела молодую женщину.

– Я о машине. Вот об этой. Что вы о ней думаете? – Незнакомка восторженно глядела на валики и шестеренки. – У меня и чертежи есть. Хотите, поясню, как она работает? Вы ведь Мэри Шелли, верно?

Молодая дама представилась Адой. Так вот она какая, графиня Лавлейс! Она сказала, что железный механизм – это прототип машины, которая (в теории) сможет производить любые вычисления.

– И что же она будет вычислять? – поинтересовалась я.

– Все, что угодно.

Ада напомнила мне одно из аллегорических изображений христианских добродетелей – Кротости, Милосердия или Прощения, только в ее случае это Увлеченность. Увлеченность в бархате. Меня очаровали ее темные волосы и темные глаза, благородная линия рта. Во внешности Ады угадывались черты Байрона. Я любовалась ею, а сердце ныло от сладкой боли, и мысли унесли меня в прошлое, туда, где все были молоды и живы.

Конечно, Ада не знала, о чем я думаю. Она развернула на моих коленях чертежи, объясняя принцип действия того, что Бэббидж именовал Аналитической машиной.

– Машину можно снабдить инструкциями, вернее, «запрограммировать» , это более точный термин, при помощи перфорационных карт, применяемых на ткацких станках Жаккарда [115] Ткацкий станок Жаккарда – зевообразовательный механизм ткацкого станка для выработки крупноузорчатых тканей, созданный в 1804 году. Назван по имени французского ткача и изобретателя Жозефа Мари Жаккарда (1752–1834). Яркий пример машины с программным управлением, созданной задолго до появления вычислительных машин. Работает на основе перфокарт с двоичным кодом: есть отверстие – нет отверстия. . В перфокартах Жаккарда заложена схема цветочного узора, которую станок нанесет на материал, а машинные карты передают математический язык, но принцип действия одинаков.

Я расхохоталась.

– Почему вы смеетесь? – изумилась Ада.

И я рассказала ей, как моя сводная сестра Клер Клермонт представила, будто в далеком будущем изобретут машину, сочиняющую стихи.

– Мы отдыхали на Женевском озере, молодые, полные сил. Нам до смерти надоело сидеть взаперти из-за бесконечного дождя. Разговор зашел о манчестерских луддитах и разгроме ткацких станков. Все согласились, что нас уж точно никогда не заменят машины. Мы свято верили, что человек – венец творения, а поэзия – венец человечества. И тут Клер, пьяная от вина и по горло сытая равнодушием Байрона, начала фантазировать, что однажды сочинять стихи смогут машины вроде ткацких станков.

– Взгляните-ка сюда! – воскликнула Ада, лежа на полу и пытаясь вытащить лист бумаги из-под хитроумной конструкции из валиков и шестеренок, которые изменят мир. – Да! Посмотрите! Вам понравится! Это статья из журнала «Punch» [116] Журнал Punch – британский еженедельный журнал сатиры и юмора, издававшийся с 1841 по 1992 год и с 1996 по 2002 год. . Полагаю, вы ее еще не видели. Бэббидж якобы сообщает о своем изобретении под названием «Новейший патентованный механический писатель».

Я прочла сатирическую заметку, содержащую «отзывы» о машине от Бульвера-Литтона и других известных писателей. В ней говорилось: «Теперь я могу сочинить трехтомный роман стандартного объема за каких-нибудь сорок восемь часов, тогда как раньше мне для этого требовалось как минимум две недели…» И чуть ниже: «Я весьма доволен Механическим писателем господина Бэббиджа… Осмелюсь предложить ему изобрести аналогичное устройство, которое восполнит оставшийся пробел, – Механического поэта».

– Отец за такие слова вызвал бы на дуэль! – воскликнула Ада. – Слыханное ли дело! Байрон, выдающийся поэт современности, против машины!

– Вы правы, – кивнула я. – Тридцать лет назад он едва сдержался, чтобы не проткнуть Клер каминными щипцами. Нам пришлось срочно отослать ее в спальню.

– Каким он был, мой отец?

– Настоящее чудовище. И все же я его любила.

– Я бы хотела, чтобы он любил меня, – грустно улыбнулась Ада. – Ведь отец любил очень многих, правда? И женщин, и мужчин. Почему же у него не хватило любви на собственного ребенка?