Гийом Мюссо - Жизнь как роман [litres]

– Именно этого я и хочу, Ромен: чтобы ты издох.

Несколько часов я брел обратно на Монпарнас, останавливаясь по пути в разных кафе: в одном пообедал, в другом выпил пива. Создавшееся положение превосходило по ужасу мои худшие кошмары. У Альмины всегда чередовались периоды возбуждения и хандры, но сегодняшнее ее психическое состояние показалось мне еще более опасным, чем раньше. Тем не менее никто, кроме меня, этого не замечал, я был последним, кто еще способен поднять тревогу, потому что вскоре меня ждал суд.

Сколько бы ударов она мне ни наносила, я не мог ее возненавидеть, ведь я любил нашего сына, а он не появился бы, не случись нашей встречи. Только сегодня я впервые поймал себя на желании, чтобы она исчезла из нашей с Тео жизни.

Рядом с бульваром Распай я столкнулся с кучкой демонстрантов, которых видел утром: видимо, они решили не следовать за кортежем, а продолжить свой спор, попивая горячее вино. У их ног лежал разноцветный транспарант с надписью:

Для тех, кто наверху,

Франция несет золотые яйца.

А тем, кто внизу, – жрать свою лапшу

и не трепыхаться!

Я вспомнил слова Альмины о моем равнодушии к реальной жизни. В этом она была права: общая борьба чаще казалась мне бесполезной. Во всяком случае, я не видел в ней места для себя. Коллективные выступления меня страшили. Я был воспитанником школы Брассенса: группа больше четырех – уже банда сволочей. Стадо баранов вызывало у меня отторжение, свора хищников и подавно.

К 16.20 я вышел на авеню Обсерватории. Перед школой меня ждала Кадижа. Я пересказал ей разговор с Альминой и предложил провести вечер с Тео, у меня дома.

– Он может даже у вас переночевать, – сказала она мне. – Альмина собирается вернуться не раньше завтрашнего вечера.

При виде сына, бегущего нам навстречу, мое закоченевшее сердце встрепенулось от мощного впрыска дофамина.

По пути домой мы успели подкрепиться в двух-трех заведениях. В последнем из них, сидя над тарелкой с луком-пореем и уже редким для этого месяца кабачком, Кадижа разрыдалась. По ее признанию, она плакала каждую ночь, так тревожилась за Тео.

– Я придумала, как помешать Альмине уехать. Я должна вам об этом рассказать.

Меня немного испугал ее решительный тон, но мне было трудно с ней не согласиться. Возвращение Тео из туалета заставило ее поспешно вытереть слезы.

Дома я разжег камин, помог сыну сделать уроки и построил с ним лабиринт для шариков. Пока Кадижа мыла его в душе, я приготовил омлет с луком и картошкой и нарезал апельсин для марокканского салата.

После ужина Тео развлекал и смешил нас фокусами. Вечер завершился чтением (в тысячный, наверное, раз) «Макса и макси-монстров» (книжка успела так обтрепаться, что я каждый раз боялся, что страницы рассыплются прямо у меня в руках).

Вернувшись в гостиную, я помог Кадиже убрать со стола и заварить чай с мятой. Сидя с горячими чашками в руках у камина, мы долго молчали. Наконец она заговорила:

– Вы обязаны ДЕЙСТВОВАТЬ, Ромен. Нельзя все время оплакивать свою горькую судьбу.

– Что я, по-вашему, должен предпринять?

Няня (это обозначение совсем ей не подходило) медленно и величественно отпила еще чаю и ответила мне вопросом на вопрос:

– Что предпринял бы на вашем месте ваш отец?

Этого я не ожидал. Я не представлял, что речь может зайти о Кристофе Озорски, но раз уж на то пошло…

– Мне не довелось с ним познакомиться: он сбежал, бросив мою мать и меня, когда мы еще жили в Бирмингеме. Говорят, расторопный был субъект, скорый на расправу…

Она поймала меня на слове:

– Вот видите!

– Что?..

– Я знаю нужных людей в Олне-су-Буа. Они могли бы ее припугнуть.

– Кого?!

– Вашу жену.

– Это уже слишком, Кадижа. В цивилизованном обществе так не делают.

Впервые за все наше знакомство она вспылила.

– Мужчина вы или нет?! Не прячьте голову в песок, засучите рукава! – крикнула она, привстав в кресле.

Я попробовал ее успокоить, но она слишком разволновалась.

– Лучше я поднимусь к себе.

В ее взгляде читалось огромное разочарование.

– Подождите, я включу вам электрокамин.

– Не надо, обойдусь без вашей помощи.

Она уже начала подниматься, но, задержавшись на нижней ступеньке, оглянулась.

– Как я погляжу, вы заслужили свою участь.

Я понял, что лишился последней союзницы.

Я погасил весь свет. У меня не осталось никого, кто мог бы меня поддержать: ни издателя, ни друзей, ни семьи. Они были рядом, пока я купался в лучах славы: тогда это было нетрудно. Читатели – и те теперь от меня отвернулись. Когда-то мое имя не исчезало из верхних строчек рейтинга самых продаваемых авторов, но постепенно я остался без поклонников. Все они оказались конформистами: поверили лживому видео в интернете, в котором я пинал холодильник, и псевдоспециалистке по всемирным коллапсам, прочитавшей в жизни всего три книжки и славшей самой себе совершено немыслимые эсэмэс-сообщения.