Гийом Мюссо - Жизнь как роман [litres]

– Добро пожаловать, мсье Озорски.

Я представлял себе психиатра как перевоплощение Фрейда, но теперь понял, как сильно ошибался. Диана Рафаэль оказалась приятной женщиной моего возраста, с теплым взглядом светло-голубых глаз – такими глазами сияли хозяюшки в старой рекламе средства для стирки Woolite, такими же, помнится, смотрела на телезрителей прославленная ведущая Энн Синклер.

– Пожалуйста, садитесь.

Ее кабинет на последнем этаже представлял собой длинную комнату, из окон которой открывался вид на церковь Сен-Сюльпис, на Пантеон, даже на далекий Монмартр.

– Мне нравится воображать себя впередсмотрящей высоко на мачте пиратского корабля, издалека замечающей собирающиеся грозовые облака. Психиатру это полезно.

Я счел эту метафору удачной. По-видимому, такими речами она встреча всех своих пациентов.

Я уселся напротив Дианы Рафаэль в кресло из белой кожи.

За двадцать минут не такой уж неприятной беседы она нащупала и обозначила мою проблему: регулярные и пагубные покушения вымысла на мою любовную и семейную жизнь. Когда почти весь день блуждаешь в воображаемом мире, тропинка, ведущая из него в реальность, может затеряться. От того, как стираются границы двух миров, идет кругом голова.

– Вы не обязаны брать сеансы терапии, – заверила меня психиатр. – Но если вы хотите вернуть контроль над своей жизнью, нужна решимость.

Я был с ней согласен, но не понимал, как этого добиться. Я рассказал ей сюжет своей новой вещи и посетовал на Джаспера, предлагавшего мне принять брошенный Флорой Конвей вызов и согласиться повстречаться с ней.

– Прекрасная идея! Пусть это будет для вас упражнением, символическим актом, утверждающим главенство подлинной жизни над воображаемым миром, так вы защитите ваш внутренний писательский заповедник и ту свободу, без которой он немыслим.

Это звучало соблазнительно, но к эффективности такого упражнения я относился скептически.

– Эта женщина внушает вам страх?

– Ничуть! – уверенно ответил я.

– Тогда прямо так ей и скажите!

Она хорошо подготовилась к сеансу: я услышал в ее исполнении отрывок из интервью Стивена Кинга, утверждавшего, что выволакивание своих демонов на авансцену – давний психотерапевтический прием, род экзорцизма, способ изрыгнуть на бумагу свой гнев, ненависть и фрустрацию. «Вдобавок мне за это платят, – подчеркивал Кинг. – По всему миру сидят в изолированных ячейках бедняги, лишенные такой возможности» [10] Интервью С. Кинга журналу «Плейбой», 1983 г. .

Я шел в школу за сыном, как вдруг получил эсэмэс от Кадижи: «Осторожно, Альмина решила забрать Тео!»

Иногда, раз-два в месяц, Альмине попадала шлея под хвост: вдруг оказывалось, что ей не нужна няня. Она даже говорила Кадиже, чтобы та больше не приходила, потому что теперь она будет заниматься Тео сама. Обычно ее решимости хватало на сутки-двое. В этот раз проигравшей стороной оказался я: встреча с Тео срывалась.

Я в досаде свернул в аптеку, запастись долифраном, сиропом и всевозможными эфирными маслами. Вернувшись домой, я немного похимичил с в очередной раз вылетевшими пробками и поставил кипятиться воду для ингаляции. А потом упал на диван и закрыл глаза, чтобы обдумать услышанное от Джаспера и от психиатра.

Когда я снова открыл глаза, была уже почти полночь. Меня разбудил пробирающий до костей холод. Проклятый радиатор…

Я разжег огонь в камине и потащился в библиотеку, где отыскал старый том «Франкенштейна» Мэри Шелли, памятный мне еще по лицею.

«Зловещей ноябрьской ночью передо мной предстал наконец результат моих долгих трудов. По окну угрюмо барабанил дождь, свеча догорала. Внезапно я увидел в свете колеблющегося пламени, как существо открывает матово-желтые глаза. Оно сделало глубокий вдох, и его конечности сжались в конвульсии» .

Очаровательно.

Я сварил целый кофейник арабики, собрал всех оставшихся у меня друзей – долифран, пузырек деринокса, пастилки для горла – и, закутавшись в плед, занял привычное место за письменным столом.

Открыв ноутбук, я создал новый документ и в трансе уставился на курсор. Пора было признать, что прошло вот уже несколько месяцев с тех пор, как я утратил всякий контроль над собственной жизнью. Никто, кроме меня, не мог снова схватиться за рычаги. Но возможно ли это, когда торчишь перед экраном? Я застучал по клавиатуре. Этот звук мне нравился, казался ласковым, вкрадчивым. Так течет вода: никогда не знаешь, куда тебя занесет течение. Недуг и снадобье. Снадобье и недуг.