Эдвард Ли - Крикеры

«Боже…»

Это зрелище, а также то, что он прочитал не более часа назад, ещё больше расстроили его. Теперь, когда его зрение адаптировалось, он оглянулся вокруг, чтобы оценить аудиторию.

«Чёрт, здесь почти никого нет».

Затем он взглянул на сцену…

Танцовщица выглядела нормальной. Гладкая, белого цвета кожа, только она была в лимонно-жёлтых стрингах с оборками. Глянцевые прямые волосы, чёрные, как чистый обсидиан, переливались до плеч и закрывали лицо гладкой шёлковой вуалью. Фигура в виде песочных часов.

«Её ноги нормальные, а грудь… тоже обычная…» — признал Фил.

В центре каждой груди были розовые неповреждённые соски. Но задняя комната, как он теперь знал, существовала, чтобы вместить тех, чьи вкусы сильно отличались от нормальных: извращенцев и тупиц, которые получали удовольствие от несчастий инвалидов. Фил не заметил лишних пальцев рук или ног, деформированной головы, искривлённого позвоночника, нескольких пупков или «дополнительных» конечностей.

«Что она вообще здесь делает? — подумал он. — С ней всё в порядке».

Когда освещение немного увеличилось, Фил смог увидеть цифру на её подвязке: шесть.

И это дало ему идею.

Он допил пиво, заплатил, дал официантке чаевые и вернулся в холл. Друк всё ещё следил за дверью.

— Эй, Друк, — сказал он. — Думаю, мне бы хотелось провести немного времени с последней девушкой, номер шесть.

Огромная голова Друка кивнула.

— Ага. Точно её, уве-е-ерен?

— Уверен. Так сколько с меня?

— Пятьдесят за поло-о-овину.

Фил понял, что он имеет в виду пятьдесят баксов за полчаса.

— Решено, — сказал он, затем осторожно сунул пятидесятидолларовую купюру в пальцы Друка.

— Просто иди и подо-о-ожди у боковой двери, — сказал Друк. — Её зовут Хани, и она всё сделает пра-а-авильно. Дай ей немного времени, чтобы пригото-о-овиться.

— Хорошо, чувак. Спасибо.

«Да, Маллинзу бы это понравилось! Его звёздный полицейский под прикрытием хочет выудить информацию у проститутки из стриптиз-клуба», — пошутил про себя Фил, выходя из «Сумасшедшего Салли».

Конечно же, он не собирался заниматься сексом с девушкой. Вместо этого он планировал просто немного осторожно поговорить. Забросить несколько крючков, задать несколько вопросов, посмотреть, что он может от неё получить. И, возможно, она даже могла бы сказать ему, что означают эти странные слова:

«Кожоед… Маннóна… — подумал он. — Óна».

Конечно, это могло быть всё напрасно; у большинства крикеров были серьёзные дефекты речи, и они едва могли связно говорить, а некоторые вообще не могли говорить. Но в клубе он не продвигался, так что это казалось следующим логическим шагом.

«Мне нечего терять, кроме пятидесяти долларов», — напомнил он себе.

Следуя инструкциям, он ждал у плохо освещённой боковой двери. Сверкнула большая дорожная машина, окрасив одну сторону его лица яркими красными и жёлтыми цветами. Луна смотрела на него из-за деревьев на другой стороне дороги, и ночная влажность, казалось, высасывала пот из его пор.

Затем…

Фил обернулся.

Боковая дверь со щелчком открылась, затем со щелчком захлопнулась. Девушка-крикер стояла перед ним сверкающим силуэтом. Теперь на ней был красный атласный халат. Она постояла там мгновение. Её лицо по-прежнему закрывали блестящие чёрные волосы; казалось, она смотрела на него сквозь чёрные щели.

— Привет, — сказал Фил.

Она распахнула атласный халат, полностью обнажённая под ним.

— У тебя здесь своя машина? — спросила она напряжённым голосом.

— Ага, — запнулся в ответ Фил.

— Ну ладно, давай, — сказала она.

«Никто мне не верит, — посетовал Гут. — Они все думают, что я сошёл с ума».

Тьма казалась почти студенистой; только косой свет пробивался от голой лампочки на потолке внешней комнаты. Иногда Гут мог смотреть в эту темноту и каждую ночь созерцать то же самое, что и мысленно. Ужасные вещи…

Но по крайней мере здесь, в тюрьме, он был в безопасности.

Было трудно следить за временем; было вообще трудно что-либо уследить. Но Гут скорее сядет здесь и сгниёт, чем уйдёт, потому что как только он это сделает, он прекрасно знал, что ему конец.

«Они поступили бы со мной так же, как со Скоттом Боем».

По-настоящему он теперь никогда не спал — он просто то и дело, что засыпал, и тут же каждый раз его дёргали. Злобный шёпот Наттера и ужасные вещи, которые он показывал ему в своей голове. Деформированное лицо Наттера, казалось, всегда парило прямо за решёткой, всё изуродованное, словно что-то переехало его на дороге, его сухие опухшие губы едва двигались, его большие кроваво-красные глаза смотрели на него. Иногда Наттер царапал стену, а иногда Гуту казалось, что он слышал, как он стучал по стеклу единственного окна тюрьмы своими длинными изогнутыми пальцами.