Alex Shkom - Туман гор Кайана

Словно Аид из греческой мифологии, словно само ледяное озеро, пленившее Люцифера, в его глазах светились сотни и сотни мёртвых душ. Невозможно передать тот апокалиптический и неописуемый в своём существе ужас; ту извращённость, столь великую перед человеческим взором и пониманием, что она обнажала само мироздание — тот взгляд смотрел не на меня, он смотрел прямо в меня. Все мои потаённые страхи, все самые отчаянные мысли и величайшие ужасы — всё физически всплывало наружу передо мной.

И тот звук — тот грохот стен, то тяжелейшее, самое громкое в мире дыхание — я ощущал это так, как если бы сам мир трещал по швам. Каждое его движение в той тьме, каждое колебание… Оно казалось настолько великим, настолько масштабным, что это божество могло бы затмить одним движением звёзды. Мы были посреди того самого космоса, посреди настоящей тьмы, до которой человеку никогда не добраться, и он — тот взгляд — был единственным светом там. Светом, что проходил меня насквозь.

Сложно это объяснить, но с тем светом… Через меня будто бы проходили самые настоящие, ощущаемые моей кожей века. Будто бы в том бледном и идеально белом потоке были все те жизни, содержащиеся в его глазах — сотни тысяч, миллионы лет. Столько знаний, столько возможностей… столько страхов.

Я помню свои широко открытые глаза, уставившиеся на тот свет в темноте, помню, что целыми вечностями — настоящими, человеческими жизнями — смотрел на тот свет, даже не в состоянии моргнуть, помню, как переживал их все сам — чувствами, мыслями, образами — переживал, пока мой мозг просто не переполнился ими.

И Агута… Его образ менялся бесчисленное количество раз. Переливаясь то бледными, то кроваво-мясными оттенками, он менял свою форму столько необъяснимо и причудливо извиваясь, приобретая очертания настолько непостижимых чудовищ, что даже сейчас, вспоминая те моменты сотнями тысяч раз, я просто не могу подобрать слов.

Я всё смотрел и смотрел, очарованный, восхищённый несмертным страхом самого того явления — это было то, что никому не стоило видеть, что появлялось не просто раз в человеческой жизни, но куда чаще не появлялось вовсе — я видел саму пустоту, настолько наполненную всем, что из неё нельзя было выделить ничего отдельно. А она видела меня.

Спустя века моё любопытство и ужас смешались в чистую, извращённую по своей природе боль. Год за годом я ощущал только её, но не мог отвести взгляда. Как мотылёк, севший прямо на свечу, я был окутан тем пламенем, я был поглощён тем, что казалось мне спасением от темноты… но по прежнему не находил в себе сил отвернуться.

Лишь в тот момент, когда я не надеялся на собственную жизнь, в тот момент, когда страх и холод во мне заняли место души, я услышал это — всего несколько слов, звучащих также громко, как сама Вселенная: «Га’ат тгу угг Агута гта’аг». И всё вокруг накрыло тьмой.

— А дальше?

Альберт Венс сидел посреди практически пустой комнаты. Металлический стол со смартфоном и планшетом на нём да пара стульев рядом — единственное, что украшало те белые стены. Впрочем, он был готов это перетерпеть — его очень, даже слишком интересовала та история, что, почти полгода назад вирусно распространялась как среди журналистов, так и по тому замечательному зданию.

— А что дальше?

Напротив него сидел мужчина средних лет в белой пижаме, чей голос был очень хриплым и усыпляюще спокойным. На его ровных щеках, покрытых щетиной, и чёрных волосах просматривалась странная, идущая двумя симметричными вертикальными полосами седина, доходящая до самого затылка — он и был рассказчиком.

— Вы же выбрались, да? — кивнул Венс, поправив очки. — Что было снаружи, мистер Фогг?

Он взглянул в ответ на того с неким презрением. В какой-то мере, можно было понять подобное любопытство, но журналист, как считал ответчик, должен был знать, что произошло после.

— Не делайте вид, будто не читали полицейский отчёт.

— Я и не делаю — читал, — в невозмутимо-холодном взгляде мужчины появилось некое удивление от подобной прямоты. — Но хотел бы услышать вас.

— «Хотел бы»… Что ж… — он перевёл взгляд куда-то вниз — под стол. — После темноты… я очнулся в пустой пещере. Не такой, какой она была — во вполне себе реалистичной неглубокой пещере, заканчивающейся остроугольным швом, как если бы она действительно появилась из-за раскола в горах. Очень болела голова, глаза не хотели открываться, но… Вверху-то я всё равно видел настоящий свет — лучше просто быть не могло. Потом я…