Дмитрий Ахметшин - Комплот детей

— Что же у нас получилось? — спросил не то себя, не то жену Игорь. Он походил на человека, долго решающего сложный математический пример и вконец запутавшегося в собственных записях.

Она подняла голову, будто не поняв, к кому он обращается. Ленка будто поменялась своими карими глазами с какой-нибудь пробегающей кошкой. Белки стали прозрачными и водянистыми. Она смотрела на сына и как будто не видела его.

— Кто это? — спросила она, переплетя пальцы за спиной. — Освободите меня, прошу вас. Мне скоро рожать. Отведите меня к врачу.

Кирилл подошёл к ней совсем близко. Склонил голову на бок, разглядывая раздувшийся живот матери, потом сказал:

— Мы встретились, чтобы решиться, Слышащий первым. Встретились, чтобы решиться.

Игорь, у которого кто-то отнял дар речи, наклонился, чтобы включить прожектор. Когда фигуру Кирилла выхватил из темноты яркий луч, горло женщины, как расстроенный музыкальный инструмент, исторгло длительную высокую ноту. То, что было когда-то Кириллом, просто ждало, ничего не предпринимая.

— Зачем ты вернулся? — прошептала она. — Я, должно быть, уже брежу.

Уделив матери долгий внимательный взгляд, Кирилл повернулся спиной.

— Я вас смотрел. Все нужны всем. Теперь пойдёмте.

Интонации… мальчик как будто пытался пользоваться интонациями, но они выходили у него совсем не те, которые положено употреблять в данном контексте. Словно некто, дорвавшись до какой-то комнаты управления в недрах детской головы, дёргал за все рычаги подряд, не слишком заботясь о результате.

Игорь принялся шарить по карманам в поисках ключа от наручников, но не нашёл. Он не смог даже вспомнить, когда последний раз расстёгивал браслеты на запястьях жены. Тогда он сходил за садовым секатором, перекусил блестящую цепочку и спросил:

— Эй, пацан, у нас будет время собраться?

— Сюда вы больше не вернутся. Идёмте.

Игорь только теперь заметил, что на ногах у мальчишки ничего нет. Гладкая кожа отливала красным. На левой ноге отсутствовал мизинец, на правой — два средних пальца, а мизинец выглядел помертвевшим и как будто готовым вот-вот отвалиться.

— Это от обморожения? — спросил он.

— Возможно, — сказал Кирилл, не посмотрев ни на него, ни вниз, на свои ноги.

— Болит?

— Боль мало что значит теперь, когда есть Голос.

Игорь потёр виски. Связанная, ладная, по сравнению со всеми остальными, фраза звучала в устах мальчишки как нечто чужеродное. Словно речь политика на губах бродяги.

— Вы и вправду чужаки? Вы пришли откуда-то из другого мира и захватили наших детей? — спросил мужчина, водрузив на себя жену. Она пыталась идти сама, но получалось плохо.

Кирилл повернулся и последовал прочь, будто готов был в любой момент растаять в воздухе. Казалось, будто спина ребёнка может сию секунду треснуть и расползтись под внимательным взглядом, как размокшая картонка. Игорь не отрывал от неё луча фонаря и крупно вздрогнул, когда то, что было когда-то Кириллом, вдруг обернулось к нему и улыбнулось.

— Не говори глупых слов, папа, — сказал он, отчаянно переигрывая и фальшивя. — Я тот же, кем был. Просто кое-что произошло. Нам всем открылась тайна.

— Какая тайна? А всем старшим ребятам тоже открылась тайна? Что-то, из-за чего они дружно свели счёты с жизнью?

— Придётся рассказывать давным-давно. Долго.

— Уж потрудись, — зарычал Игорь, внезапно почувствовав горечь за погибшее поколение. Когда всё в одночасье рухнуло в пропасть, какое право они имеют приходить и рассказывать о какой-то тайне? Нет такой тайны, которая своим открытием способна обратить смысл существования человечества в источник его ненависти.

— Игорь, — зашептала на ухо Ленка. — Скажи ему, чтобы уходил к чёрту. Я его уже похоронила.

— Я обязательно так и сделаю, дорогая, — сказал Игорь, дотронувшись до распухших от попыток освободиться костяшек пальцев. — Только после того, как он расскажет нам всё.

Шажок за шажком, как неуклюжее и смешное четырёхногое животное, они стали спускаться по лестнице. Спина Кирилла то скрывалась в темноте, то выступала из неё, как могильная плита, сброшенная с гроба воскресшим Иисусом. Внизу, возле двери, споро разобрали баррикады. По мере того как ширилась полоса света от открывающейся двери и свежий воздух, пахнущий уже теплом, вползал в лёгкие, в душе Игоря наступало какое-то благоденствие. Как будто бесплодная земля, которую он поливал исключительно керосином сидя между картонными коробками возле примуса, вдруг дала один-единственный зелёный побег.