Глеб Кащеев - Лабрис [litres]

Я закричала изо всех сил. Стало чуть легче, словно приоткрыла крышку чайника и выпустила чуть-чуть боли в холодный ночной октябрьский воздух. Шаг, боль, шаг, боль. Если стонать вслух, было легче. Да и слезы тоже помогали. Теперь расстояние между мной и черным монстром сокращалось чуть медленнее. Какой у меня запас времени? Хватит ли его, чтобы залезть в пещеру и, главное, выбраться наружу?

Мысль о том, что лестницу в колодце вряд ли продумали для маломобильных слоев населения и мне придется прыгать с больной ногой, обожгла очередной ледяной волной паники. Неужели это путешествие в один конец? Как же я сообщу Даре о том, что нашла? Если я не вернусь, то она же, дурочка, полезет меня спасать! Поэтому я должна успеть.

Я сейчас спасаю не только свою жизнь, или как там назвать мое существование, но и подругу. Это придало мне сил, и я захромала с удвоенной скоростью. Незачем жалеть себя. Этому телу в любом случае осталось жить меньше суток. Ножка болит? Да к черту! Главное, чтобы не отвалилась по дороге. Пусть сухожилия трещат и стонут от каждого шага. Надо на что-нибудь отвлечься от этой чудовищной боли.

Интересно, как там моя мама? Плакала ли она, когда меня не стало? Конечно, плакала. Я уверена. И сожалела о всех тех словах, которые мы наговорили друг другу. Горько. Очень горько, что мне нужно было умереть, чтобы понять, какой дурой я была. Вернуться бы хотя бы на миг. Обнять ее, успокоить, сказать то, что стоит говорить последним. Да, черт побери, лучше всегда говорить только те слова, которые достойны стать последними в твоей жизни, чтобы никогда не жалеть о сказанном. Никогда не знаешь, в какой миг оборвется твоя жизнь.

Вон он, этот чертов колодец. Теперь надо ковылять с дороги вниз, а это, оказывается, еще сложнее, чем вверх. Онемевшая стопа вихляется, подворачивается. На очередном камне я вскрикиваю от боли, падаю и качусь вниз, обдирая локти и коленки о кусты и гравий.

К черту боль! Зато быстро. Подползаю к краю колодца и выставляю перед собой фонарик. Очень хочется посмотреть, насколько далеко тварь из мрака, но, боюсь, что если увижу ее, то уже не решусь нырнуть в пещеру.

Фонарик не работает. Тупо смотрю пару секунд на разбитое вдребезги стекло и остатки лампочки. Ищу спички в пакете, но те как сквозь землю провалились. Может, сумка тоже порвалась?

Небо на восточной стороне бухты уже не пурпурное, а нежно-розовое с голубым. Невольно оглядываюсь. В сумерках тварь видно и без фонарика. Она как раз сползает с дороги. Времени у меня меньше минуты.

Колодец манит к себе – эта черная пасть со зловонным дыханием притягивала меня как магнит, гипнотизировала, звала. Как будто в земле затаилось чудовище, прогрызло тонкую пленку скалы, вытянуло губы, и в результате получилась эта дыра. Как ни смотри в нее, дна, на котором прячется жадный язык, не видно. Только тепло дыхания этого невидимого монстра. Только запах его нечищеных зубов. Аромат мертвечины – останков тех, кто уже поддался гипнозу и сделал заветный шаг в голодную бездну.

Наконец рука натыкается на спички. Первые две я нервно ломаю, чиркая слишком сильно. Наконец третья вспыхивает огоньком, который шустро перекидывается на факел. Опускаю его в дыру. До дна метра три. Достаточно, чтобы понять: прыжок туда – самоубийство. Насмерть не разобьюсь, но, приземлившись на одну ногу, точно ее сломаю. Яма внутри совсем небольшая и соединяется с основной пещерой очень узкой щелью. Мальчишки, которые, по словам Дары, забирались туда со стороны моря, не смогли бы залезть в эту часть, но и у меня не получится выползти из нее. Это ловушка. Путь в один конец.

В нос бьет ужасный запах. Он через ноздри проникает в самый мозг и, кажется, как будто лишает воли. Хочется бежать от этого места как можно быстрее. Решаюсь и кидаю факел вниз. Только тогда получается разглядеть дно. Секунды две тупо смотрю вниз и не понимаю, что именно вижу. Какое-то чудовище, как из моего сна, с кучей конечностей и лиц. И только потом осознаю, что это три сваленных друг на друга тела.

Оборачиваюсь, чтобы увидеть тварь совсем рядом. Нас разделяет метров десять. С трудом поднимаюсь на ноги и медленно, не сводя с нее взгляда, пячусь к обрыву. История повторяется. Снова порождение тьмы стоит передо мной, и опять между нами чертов колодец. Только, похоже, теперь судьба разбиться мне. Если выбирать, что лучше: обвивающие тело жадные черные щупальца или короткое падение на камни внизу, то я однозначно за второе.

Интересно, как я умерла в первый раз? Это мой внутренний голос или я сама? Почему-то уже перестала различать. Может, мне не впервой лишать себя жизни?