– И нарушить карантин?
– И нарушить карантин.
– Мэгги, город закрыт не потому, что Болт заигрался в самосуд. Карантин установил Ц-Кретинский-З. Президент про это твитнул.
– Про что только президент не постит твиты!
Реми лающе смеется, но тон его остается совершенно серьезным.
– Мне понятна твоя тревога. Я очень четко объяснил Болту, что Фенн мне нужны целыми и невредимыми, и что наши парни будут у него на пороге, как только дороги откроют. Он не дурак. Он знает, что если не послушается, то будет отвечать.
– Реми, сэр, по-моему, его мозги не в том состоянии, когда…
– Займись своими мозгами, Мэгги. А потом возвращайся сюда. Мы все уладим.
Мой босс вешает трубку. Мне бы так хотелось поверить, что он прав!
Но я не верю.
– Поехали, – говорю я Честеру.
Мой помощник завис над телефоном, кликая по карте.
– Ищу ближайшую больницу – для вашего сотрясения?
– Я в порядке. Просто надо было объяснить Реми, почему он еще какое-то время меня не увидит. Мы едем обратно туда.
И я указываю на дорогу к Санктуарию.
Я сижу на узкой металлической койке как можно дальше от дочери: та прислонилась к стене. Я наблюдаю одним глазом (второй заплыл полностью), как Харпер смотрит на охранников по ту сторону решетки.
Эта пара нас караулит с пистолетами в руке – с тех пор, как нас сюда бросили. Один пистолет наведен на меня, второй – на моего ребенка.
Когда Харпер смотрит на них, и особенно когда она улыбается, оба копа сражаются с инстинктивным желанием шагнуть прочь. Им кажется, что они пытаются бороться с тягой к привлекательной юной задержанной. Но действительно ли их к ней влечет – или же они ее боятся?
Или и то, и другое?
Что если они реагируют на знаки, которые извиваются по коже моей дочери? Их нанесли иглой для татуировок. Потому что нельзя ошибиться относительно того, что я увидела на теле Харпер, когда она расстегнула гидрокостюм, а тонкая маечка под ним задралась и открыла ее живот. Теперь я понимаю, почему она последние полтора года прятала от меня свое тело. Почему начала носить длинные рукава и джинсы. Почему дверь ее спальни всегда закрыта.
Конечно, по мере того как Харпер становилась прекрасным холстом, я мельком видела какие-то картинки, разворачивавшиеся на ее коже. Змею, обернувшуюся вокруг лодыжки. Перо, повисшее на обеих ключицах. Но я никогда не видела ее живота. И теперь знаю, почему. Потому что там, среди гибких лиан и цветов висят темные, гнилые плоды. Древние знаки.
Я видела знак «Повеление». Знаки «Погибель» и «Незаметность».
И знак «Уничтожение».
В некоторых ведьмовских школах используют тату, чтобы увеличить свою силу, но в моей – нет. Но ни одна ведьма, где бы она ни практиковала, не отметит себя такими мерзостями. Именно из-за этих знаков запретили «Старкросс». И тем не менее они нанесены на тело моей дочери!
Я приваливаюсь к стене, подтягивая колени, и забрасываю на них скованные запястья и склеенные пальцы. Легче не становится.
– Ты, ведьма! – коп, чей пистолет наставлен на меня шагает ближе. Он стучит стволом по пруту решетки. Удар металла по металлу получается громким и резким. – Держи руки так, чтобы нам было видно!
– Господи, успокойся уже, – бормочет Харпер.
– А ты – молчи!
В его голосе слышна паника.
– Не подходи к ним так близко! – предостерегает его приятель.
Харпер фыркает на них. Я опасалась, что ей будет страшно, но она демонстрирует бесстрашие и презрение, которые так ярко проявились в последние недели. Сама пошла к телерепортеру. Полная уверенность, когда я рассказала ей про обвинение Джейка в колдовском убийстве – потому что у нее магии нет. Несмотря на мои предостережения о том, что законы работают против ведьм, она считает, что ее невиновность ее защитит.
Но никто не поверит в ее невиновность, если увидят, что на ней вытатуировано. Пусть все знаки мелкие и искусно скрыты среди цветков и ветвей крупного узора. Но если их увидеть – они оскорбят зрение так, словно вырезаны на ее теле ножом.
Наверное, это работа сына ведьмы из Грин-пойнт, татуировщика. Я с ним не знакома. Я и его мать почти не знаю. Мы с Шивон Малони несколько раз обсуждали свою работу за чаем из одуванчиков. Но мы не дружны, и магия у нас совершенно разная. Ее семья – настоящие странники. Они переехали из Ирландии несколько поколений назад и не останавливаются нигде дольше, чем на семь лет.
Читать дальше