Стюарт Тёртон - Дьявол и темная вода [litres]

Кейтлин, Валери и Женевьева умудрились всучить мои книги такому количеству людей, что они, наверное, каждый раз спотыкаются о них, выходя из дому. Спасибо!

И конечно, нельзя не упомянуть Сару Хелен, благодаря которой процесс издания книги прошел гладко в самый разгар пандемии. Прекрасная работа. Благодарю!

И наконец, мама, папа и сестренка. Благодарить вас – все равно что благодарить землю, на которой стоишь, или озоновый слой, без которого человек сгорел бы заживо. Я долго шел к тому, чтобы стать писателем. И несмотря ни на что, вы продолжали верить, что у меня все получится. Для меня это по-прежнему важно.

Оркестр, туш! Утрите слезы! Засим я удаляюсь.

Меня часто спрашивают, как я познакомился с Сэмюэлем Пипсом и какое первое впечатление он на меня произвел.

С вопросами почти всегда так – редко когда найдется простой ответ.

Шел тысяча шестьсот двадцать девятый год. Я вернулся с войны, где наша армия то шла в атаку, то отступала под изрядно потрепанным флагом независимости. Мы пытались отбить осажденный испанцами город Бреду, но, несмотря на все усилия и потери, нам это никак не удавалось. Миновало лето, наступила зима, и войну решили отложить – знатные вельможи не любят воевать в холод. Они попрятались в замках, чтобы охотиться, пировать и танцевать на балах, а с наступлением солнечной погоды собирались возобновить резню. Почти без гроша в кармане, уставший от всего, я добрался до Амстердама и занялся ловлей воров. На этой работенке в основном требовалось махать кулаками. Люди шли с жалобами к Ольферту – старому вояке с одним глазом, одной рукой и ногой. Он околачивался возле строящегося монастыря Бейгенхоф [9], ибо считал, что такому невезучему человеку, как он, лучше держаться поближе к Богу. Жалобщики пытались докричаться до Ольферта сквозь стук молотков, а тот с благонравным видом сообщал, что украденное им вскорости возвратят. Мне часто приходилось хватать какого-нибудь пьянчугу за шиворот и мутузить его, пока он не вернет должок. Ольферт за такое отсыпа́л полную пригоршню золотых монет. В то утро он дал мне записку от некоего Сэмюэля Пипса, который назначал встречу в полдень в подозрительной таверне на городской окраине. Та часть города была настоящим крысиным гнездом с кривыми улочками да вороватым людом, заплутать там было немудрено, а уж выбраться оттуда целым и невредимым – и подавно.

Место встречи показалось мне странным. В этих кварталах никто не умел ни читать, ни уж тем более писать. И на бумагу там ни у кого денег не было. Я решил, что Пипс – скучающий богатей, которому захотелось приключений, чтобы было что порассказать дружкам на балу. Вот он и ищет провожатого, который благополучно доставит его домой. По правде говоря, я чуть не вышвырнул записку. Уж слишком надоело мне служить богатеям. Сколько хороших людей перемерли в мучениях оттого, что какому-то королю захотелось водрузить свой флаг где-то на чужой земле. Мне так опротивела кровавая бойня, что я поклялся не возвращаться на войну. Решение разумное, но я только и умел, что драться, и в некоторых землях даже прославился этим умением. Отказаться от битв было все равно что выбросить свое единственное платье, ибо у меня не было ни жены, ни детей, ни друзей, ни близких родственников. Ничего я не построил, и гордиться мне было нечем. Я и правда не знал, какое занятие мне подойдет. От службы богатеям сводило зубы, но я рассудил, что несколько звонких монет не помешают. Так я проживу безбедно хотя бы неделю, пока решаю, чем заняться дальше. Когда я подошел к таверне, падал черный снег. Снежинки смешивались с сажей из печных труб. На двери со скрипом болталась оторванная вывеска. Я невольно ахнул. В нескольких шагах от двери лицом в грязи лежал мертвец. Из спины у него торчала лопата. Снег присыпал его, словно накрыл саваном. От тела еще поднимался пар, кровь струилась по грязи. Убийцы нигде не было видно. Переулок был пуст, только в дальнем его конце стояла хлипкая повозка, из которой выпали инструменты. Я вбежал в таверну и закричал, что во дворе убили человека. Но увидел только равнодушные и сердитые лица. Очевидно, убийства были здесь столь обычным делом, что никто и не собирался поднимать шум из-за такого пустяка.

– Там хотя бы есть на что поглазеть?

Прищурившись, я попытался разглядеть, кто говорит. Таверна была мрачная, с низким потолком. Пахло медовухой и опилками. Пять свечей едва освещали такое же число столов. Сидящие за ними люди или играли в кости, или мрачно пялились в свои кружки. Голос принадлежал невысокому, хорошо одетому человеку. Он отковыривал со стены плесень и складывал ее в глиняную бутыль. Человек даже не обернулся, но я не сомневался, что это и есть автор записки, ибо его изящное платье говорило о хорошем образовании, достатке и глупости. В таверне явно были те, кто дожидался, когда он забредет в темный переулок.