Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки [litres]

Я оставил велосипед и пошел к отцу сквозь тростник и колючки. Под ботинками местами хлюпала красная глина, в которой отпечатались следы отца. Следов было много: он не раз и не два наведывался на это место – в траве и низких кустиках даже образовалось что-то похожее на узкую тропку. Даже здесь он продолжал оставаться моим отцом, проложив для меня тропу, чтобы легче было идти.

Когда я подошел к нему совсем близко, он наконец заметил меня, но не взмахнул приветственно рукой, а лишь опустил голову еще ниже, и я понял, что отец, как и я, не может найти, что сказать мне в такой момент.

Я отошел футов на десять от отца и забрался на валун, который когда-то появился из недр Саксонской каменоломни. Отец сидел, опустив голову и закрыв глаза, рядом с ним на земле стояла наполовину опорожненная пластиковая бутылка с виноградным соком. Я понял, что, перед тем как отправиться сюда, отец заглянул к «Большому Полу».

Выл ветер, стучали голые ветви деревьев.

– Ты в порядке, папа? – спросил я.

– Нет, – отозвался отец.

– Мама мне уже все рассказала.

– Я понял.

Засунув руки поглубже в карманы своей джинсовой куртки, подбитой овечьей шерстью, я глядел на темную воду озера. Довольно долго мы оба молчали.

– Хочешь сока? – спросил он.

– Нет, сэр.

– Здесь еще много осталось.

– Спасибо, сэр. Мне не хочется пить.

Тогда он поднял лицо. В жестком холодном свете осеннего дня он казался ужасно постаревшим. Мне почудилось, будто я вижу под тонкой кожей кости черепа, и от этой мысли по спине у меня пробежал озноб. Ощущение было сродни тому, словно сидевший передо мной любимый человек медленно умирал. Его душевные силы находились на исходе; казалось, что он с трудом держит себя в руках. Я снова вспомнил полные отчаяния вопросы, которые отец написал на клочке бумаги посреди ночи, и невысказанный страх, что он может вот-вот сломаться, не выдержав страшного психического напряжения. Я понимал, что мой отец не мифический герой, не супермен, а просто хороший человек – одинокий путник, бредущий через пустыню страдания.

– Я соглашался на все, о чем они меня просили, – сказал он. – Я отрабатывал по двойному маршруту, выходил сверхурочно, когда требовалось. Выезжал на работу в самую раннюю рань и оставался допоздна на складе. Я делал все, о чем меня просили.

Он взглянул вверх, в поисках солнца, но облака висели стальными плитами.

– Том, сказали они, ты должен нас понять. Для того чтобы удержать «Зеленые луга» на плаву, нам приходится сокращать штат, резать до самых костей. И знаешь, что еще они сказали мне, Кори?

– Нет, сэр.

– Они сказали, что доставка молока на дом давно уже всюду вымерла, как динозавры. Ей нет места в мире полок с рядами пластиковых бутылок. Они сказали, что будущее состоит в упрощении процесса торговли: пришел, взял, что тебе нужно, и ушел, – именно это и нравится людям.

Отец переплел пальцы рук, на его исхудалом лице играли желваки.

– Но мне это совсем не нравится.

– Мы выкарабкаемся, – сказал я.

– Да, конечно, – кивнул отец. – Я нисколько в этом не сомневаюсь. Я подыщу себе какую-нибудь другую работу. Перед тем как приехать сюда, я побывал в магазине скобяных товаров и оставил там заявление о приеме на работу. Мистеру Вандеркампу-младшему может понадобиться шофер грузовика для развозки товара. Да я ведь могу работать и кассиром! Совсем недавно я надеялся, что через каких-нибудь три года меня повысят до помощника менеджера в отделе доставки. Я действительно так думал. Глупо, верно?

– Ты не мог знать наперед.

– В том-то и беда, я никогда не умел предугадывать, что случится.

Ветер пронесся над водой, вздымая рябь, гоня на прибрежные камни мелкие волны. В лесу за нашими спинами каркали невидимые вороны.

– Холодает, отец, – сказал я. – Пора возвращаться домой.

– Мне невыносима мысль, что твой дедушка узнает, что я потерял работу, – сказал он, имея в виду, конечно же, дедушку Джейберда. – То-то он повеселится!

– Ни я, ни мама – никто не станет над тобой смеяться, – ответил я. – Тут нет ничего смешного.

Отец снова подхватил свою бутылку с виноградным соком и как следует глотнул.

– В «Кладовую Большого Пола» я тоже ходил. Специально зашел туда, чтобы посмотреть на все эти бутылки в молочном отделе. Молока там целое море.

Отец снова поднял на меня глаза. Его губы посинели от холода.

– Я никогда не любил перемен. Не хочу отдавать свои деньги жующей жвачку девчонке, которая даже не знает моего имени и не улыбнется мне, когда я спрошу, как у нее дела. Мне неприятно думать об огромном, открытом аж до восьми часов вечера супермаркете, в котором от яркого света режет глаза. В восемь часов вечера люди должны быть дома, в кругу семьи, а не шататься по магазинам, где с потолка свешиваются рекламные плакаты, советующие вам, что купить. Я хочу сказать… что если до этого дойдет, обратной дороги у нас не будет никогда. Наступит день, когда каждый скажет: «Как здорово, что в любой вечер, даже в темноте, мы можем сходить в супермаркет, где на полках найдешь товары, о которых ты раньше и слыхом не слыхивал». И если даже кто-нибудь спросит: «А что случилось с молочниками, с фермерами, что продавали нам спелые арбузы прямо со своих грузовиков и свежие овощи из своего огорода, с людьми, которые улыбались покупателям, словно солнышко, когда те с ними здоровались?» – ему ответят, что, мол, они теперь продают весь свой товар в супермаркет, чтобы людям было удобно приходить и покупать здесь все сразу под одной крышей и не нужно ничего искать. Почему бы тогда не загнать все магазинчики в городе в одно помещение, чтобы не нужно было бродить под дождем, рискуя простудиться? Разве это не превосходная идея?