Юлия Верёвкина - Девятый круг. Ада

Вместо ответа, Роман поднялся, достал из шкафчика бутылку коньяка, плеснул в чай и себе, и гостье.

– Что, Ромка, запил? – усмехнулась Катя.

– Запьёшь тут… Когда выйдешь из комнаты, а у тебя над головой… Ладно, неважно. То есть, ты говоришь, что у этого снега нет нормальных причин?

Катя серьёзно покачала головой.

– Ни малейших. Мистика какая-то.

От этого слова Роман поморщился.

– Да уж, мистика… Слушай, ты не смейся, но… Если бы тебе сказали, что есть… ну, или не то чтобы есть, а может быть… одна книга…

Катя слушала Романа с нарастающей тревогой.

– Какая ещё книга?

– Видишь ли… Когда выпал снег, я сначала подумал: докатились мы. Ты читала про Содом и Гоморру? Вот что-то в этом духе. Как бы это сказать… Во всех нас поселилось что-то неправильное. Нет, я не грехи имею в виду – они были всегда. Но у нас нарушилось ощущение жизни, мы её подменяем – ну, вроде как выбираем не малину, а жвачку с таким вкусом. Не уверен, что могу объяснять. Когда-то я рассказывал об этом одному человеку, и он… то есть она сказала, что, если следовать моей логике, конец света должен был наступить во времена Освенцима и ГУЛАГа. Беды, несправедливости, пороки были всегда, я понимаю. Но раньше у людей был Бог. А времена безбожия оказались столь страшны, что, наверное, это искупали… А сейчас у людей есть только они сами, и то не всегда.

Катя выслушала Романа несколько озадаченно. Вспомнился вдруг университетский профессор, который говорил, что залог просвещённого общества в том, чтобы в беседе обмениваться не информацией, а идеями. Его слушала полная аудитория девушек, и он привёл пример: не о том, кто какое платье купила, за кого вышла замуж или встретила на улице, а о том, как надо понимать эстетику моды, что нового придумали писатели о любви и какую роль в судьбе человека играют те или иные встречи. Студентки приняли идею белобородого старца с внешностью Гомера в пиджаке со смешками, но сейчас Катя подумала, что тому преподавателю уж точно понравился бы Роман. Столько лет прошло – и ни единого «информационного вопроса», сплошные идеи.

– Ты подумай, какая разница между нами и, к примеру, первыми христианами, которые пели, когда их вели в Колизей на расправу! – продолжал Роман. – Кто из нас не отрёкся бы от веры, если бы был выбор между нею и жизнью? Или вот взять иконы… Мы привыкли их воспринимать как картины, как некие символы, даже, наверное, обезличенные – и в голове не укладывается, что это были живые люди! И как они жили! Откуда у людей это бралось – стойкость, что ли… Я когда книги о них читаю, вот этого понять не могу. Что им силы давало и почему мы так не можем…

– Умирать?

– Жить.

Катя молчала. Внутри неё что-то беспокойно зашевелилось, что-то «неправильное» и «ненастоящее», что мешало ей жить. Или просто чай окончательно остыл, и снова стало слишком холодно. Но разве не было ей слишком холодно и до наступления морозов…

– Так ты понял, что быть священником – это не твоё? – уточнила она, переводя высокий слог Романа в более понятные категории.

– Знаешь, наверное, это могло бы быть моим, если бы я не был таким ослом.

– Ты что-то натворил?

– Да… Но ты ведь не будешь об этом спрашивать?

Катя едва сдержалась, чтобы не погладить мужчину по голове: столько в его лице было усталости и бессилия. В этот миг Роман представился ей в рясе и с крестом в руках; добрый и странно беззащитный, казалось, он не представлял себе, что, если она всё-таки спросит, можно просто не ответить.

– У тебя есть девушка?

Роман покачал головой.

– Нет… И представь себе, примерно по той же причине, по какой я больше не служу в церкви. Я тут недавно подумал, что теперь весь такой из себя светский и, может быть, было бы неплохо… Начал встречаться с одной – будешь смеяться, квартиранткой моей матери.

Лицо Кати окаменело. Судя по всему, смеяться она не собиралась.

– Лерка?

Роман кивнул.

– Ты всё ещё общаешься с матерью? Надо же, она мне не говорила…

– Нет. – О Катин голос можно было обморозить руки. – Просто с этой… в общем, с ней мне изменил муж.

В кухне повисла тишина.

– Блин… Ты уверена?

– Нет, на кофейной гуще гадала! Конечно, уверена. Так что твой выбор, извини, не поддерживаю. И чем она вас… – Катя с досадой отставила наполовину полную кружку в сторону. – Ладно, Ромка, засиделась я. Ещё забегу.

Роман смотрел в окно вслед стремительно исчезающей за сугробами подруге, с которой был неразлучен несколько детских лет и которая понятия не имеет, как, возможно, он перед нею виноват. И подумал: может, и к лучшему, что он не успел рассказать ей свою версию, почему всё кругом завалено снегом.