Ирина Лобусова - Тот, кто придет отомстить

Это было очень странно: в звонке ясно говорилось о детях, орущих во дворе, о громкой музыке… Еще раз нахмурившись, старший первым вошел во двор-только для того, чтобы застыть на месте, теперь уже вместе с молодым напарником, который уже и сам (в свою очередь) замер от удивления.

Темный двор был абсолютно пуст. В нем не было ни только детей, но даже бродячей собаки или кошки. Это был узкий дворик, достаточном маленький по своим размерам, состоящий из трех отдельных домов, не соприкасающихся между собой. В фасадном, двухэтажном доме кое-где горели окна. Так же горели они и в трехэтажном, стоящем наискосок. Третий же дом представлял собой двухэтажный флигель на подпорках, аварийный до такой степени, что был отселен. На части дома не было крыши, окна сияли черными провалами выбитых стекол, разбитых рам. Древние деревянные подпорки уже не удерживали стены, расползающиеся в ужасающих трещинах прямо на глазах. Обитаемой была только одна квартира: на первом этаже. В окне тускло горел ночник, на подоконнике виднелись цветы, через стекло- белые кружевные занавески. На обитой зеленым дерматином двери была отчетливо видна цифра 8. Та самая квартира, из которой поступил вызов в полицию.

Чуть поодаль от двери стояла центральная подпорка: самая массивная, крупная и тяжелая из всех остальных. Именно на нее приходился центр тяжести: она поддерживала самый аварийный участок стены.

Старший полицейский бросил невольный взгляд на темнеющее бревно, производившее достаточно мрачное впечатление. Впрочем, бревно выглядело прочным. Младший оглядывался по сторонам.

– Никого, – равнодушным голосом прокомментировал старший (за годы службы он насмотрелся и не на такое).

– За такие шуточки… – присвистнул молодой.

– Скорей всего, просто старческий маразм. Но нужно позвонить в квартиру и проверить, – шагнув вперед, старший приблизился к двери квартиры 8 и решительно нажал кнопку звонка. Молодой встал рядом с ним.

Звонок дребезжал долго, наконец послышались шаркающие шаги и недовольный старческий голос прокричал:

– Кто это?

Судя по громкости, старуха была туга на ухо.

– Откройте, полиция!

– Какая еще полиция? Пошли вон, хулиганы! А не то я сейчас настоящую полицию вызову!

– Вы уже вызвали! Откройте!

– Никого я не вызывала! Что за глупости! Убирайтесь! Я старуха, у меня нечего красть!

– А ну открывайте! Мы приехали по вашему вызову! Из вашей квартиры поступил вызов. Если хотите, вы можете посмотреть наши документы и позвонить в отделение, выяснить, направляли к вам кого-то или нет…

– Никуда я не буду звонить!

Тем не менее дверь дрогнула и на пороге возникла старуха лет 85, полная, с седыми космами, торчащими во все стороны, и злым лицом. На старухе была ситцевая ночная рубашка, сверху на плечи накинут цветастый платок. Ее злющие глазки так и пронизывали насквозь, и старшему вдруг пришла мысль, что более безопасно он чувствовал себя под дулом бандитского автомата… От старухи исходил странный заряд ненависти.

– Ну? Чего надо?

Подчиняясь инстинкту многолетней службы, старший шагнул вперед, в темную прихожую. Младший по- прежнему шел за ним.

– СТОЙТЕ! НЕ ВХОДИТЕ!!!

Вопль, полный отчаяния и неприкрытого ужаса прорезал воздух, как взрыв бомбы. Все трое обернулись на крик. Из подъезда выбежал водитель такси-тот самый таксист, который ждал на улице, в автомобиле. Его лицо было искажено ужасом- ужасом такой силы, что волосы, как наэлектризованные, поднимались над головой, а глаза казались огромными блюдцами. Все его лицо, застыв, превратилось в маску древнего, первобытного страха, и от этого зрелища кровь застывала в жилах. Он кричал, нелепо раскинув руки в стороны, и бежал к ним…

Но они не успели услышать то, что он кричал. Стена дома рухнула с чудовищным грохотом, взметнув фонтан пыли… Рухнула, погребая под камнями двух полицейских и старуху… Капли крови людей, раздавленных заживо, брызнули из- по тяжелых обломков.

ЕВРОПА, ФРАНЦИЯ.

ПАРИЖ.

Дождь закончился на рассвете. Серые потоки утреннего света отразились в лужах, темнеющих на гладкой мостовой. В тумане крыши, мокрые от дождя, напоминали железные доспехи рыцарей, выстроившихся перед последней битвой.

Стало холодно. Молодой парень, cтоящий возле окна, дунул на стекло, которое тут же запотело от его горячего дыхания. Затем прикоснулся к холодному стеклу пылающим лбом.

– Дождливый Париж невыносим, – человек, произнесший эту фразу, оперся о дверь, с улыбкой наблюдая за парнем возле окна. При каждом повороте его изящной, чуть удлиненной головы позвякивали массивные золотые серьги в форме тяжелых колец, вдетые в оба уха. Серьги придавали его лицу что-то экзотичное и хищное.