Василий Фомин - Демоны Египта

– А-а! Дай!

Паакер ударил по запястью медным ножом и отшвырнул кисть в сторону, затем повторил действие с другой рукой.

– Ну, что выбираемся? – спросил Джед.

Дыхание у него перехватывало, воздуха не хватало.

– Ку-уд-да! – прохрипел Паакер указывая на ряды всяческой утвари у стен жилища мертвеца.

– А это!? – он поднял чашу с двумя ручками, матово засветившуюся телесным цветом. – Это алебастр! (имеется ввиду не тот алебастр, который в настоящее время используют в ремонте потолков, а кристаллическая структура под названием кальцит. прим. автора.)

– А это?! – он ткнул в нос Джеру чашу из хрусталя, сыпанувшую ему в глаза сноп разноцветных искр.

– А вот это?! – Паакер швырнул Джеру ритон оправленный золотом. – Все быстро собрали и по мешкам порассовали.

Грабители вихрем, всосавшим все стоящее, прошлись по гробнице, подняв попутно пыль, и, теперь уже, нахождение в ней стало совершенно невозможно.

Грабители зажимая рты и носы, беспрерывно кашляя, кинулись к пробитому в стене погребальной комнаты отверстию. Однако тут в результате суматохи все попытались выскользнуть в сердаб одновременно, что оказалось невозможным. Все рвались наружу, толкаясь и отпихивая друг друга, как стадо перепуганных бегемотов.

Паакер кляня Сета Краснолапого, призывая Пожирательницу на дурные головы, поминая Осириса, Асет-Исиду, и матерясь страшной древнеегипетской матерщиной, за ноги оттаскивал отдельных представителей банды за ноги и награждал пинками и затрещинами.

– Ну, вы! Семя, пролитое на землю! Отрыжки павиана! А ну не вылезать всем сразу. Вас вообще матери рожали или обезьяны вами на пенек сходили!

В результате мудрой и рассудительной речи предводителя, а более потому, что он расшвырял всех в стороны, грабителям удалось-таки вылезти в сердаб, где воздух был не то чтобы свежее, но не таким удушающим, как в погребальной комнате, где находились, длительное время пятеро здоровых и потных мужчин и один сухой покойник.

– Ещ… ещ… ещ-ш-ш. – начал, хватая ртом затхлый воздух, Паакер, но закончить не смог.

– Шо? – вымолвил кто-то.

– Ещ-щ-щще раз, гамадрилы, такое учудите, всех сам лично перережу, как овец. Выходить всем по очереди, даже если сдыхаешь – ждать очереди своей. Вы что думаете мало вас таких вот так друг друга в подземельях задавили? Да здесь на полях города мертвых, мертвецов раз в пять больше, чем их в положенное время похоронили.

– Пошли уже Паакер. – взмолился Джер. – Дышать нечем.

Паакер отвесил ему здоровенную плюху.

– Не называй никого по имени среди мертвецов и вообще не называй – сглазишь. Я – нетопырь, он – ушан, вот этот вот – крылан, а то – сыч, а ты будешь серый мышь. У нас еще есть здесь дело.

– Какое? – прохрипел Джер.

– Личность попортить вот этому господину. – Пакер кивнул на изваяние.

– Зачем?!

– Затем, что так надо. И имя его везде стереть.

Паакер взял кирку и ударил в лицо статуи.

– Не надо, Паа… Нетопырь.

– Почему?

– Не знаю. Это как-то…

– Покойнику надо уничтожить память о земной жизни и о том, кто он такой есть, иначе он нас запомнит и отомстит в жизни этой, и в жизни загробной будет свидетельствовать против нас. Так что посмотри на эту надменную рожу, это же кровопийца, и выбирай – либо его харя мерзкая, либо твоя жизнь вечная.

Паакер начал уродовать лик изваяния и кинул через плечо:

– Займись рисунками на стенах. Сбей все его лица.

Задыхаясь и обливаясь потом, грабители соскребли лица на изображениях покойника, а Паакер разбил лицо статуи. Затем он постоял, опираясь о кирку и со словами – Живоглот! – изо всех сил ударил в голову и та покатилась по полу. Паакер снял медальон с обезглавленного изваяния и повесил себе на шею.

– Выбираемся. И не вздумайте все сразу повиснуть на веревке. Первым лезет серый мышь. Осмотришься вокруг и если все спокойно дернешь веревку.

Грабители закинули мешки с сокровищами за спину и начали подъем.

Уже наверху, лежа рядом с гробницей и тяжело вдыхая казавшийся теперь свежим горячий воздух, плывущий из западной пустыни, Паакер спросил у Джера:

– Ну, что привыкаешь к делу?

Джер молча покивал головой, потому что шевелить языком ему было тяжело и еще потому, что был в ужасе от содеянного и от самого процесса дела. Хотя, в общем-то, он конечно, привыкает, ибо ранее он, ночью, просто не вышел бы из дома. Ну, ни за что на свете. Ночь – время темных сил и мертвых. Однако долго разлеживаться не пришлось.

– Хватит. – сказал Паакер. – Разлеглись словно на девке. Хепри уж выходит из полей Камыша.