Василий Фомин - Демоны Египта

Тут же приходили суда и из дельты и из нижнего Египта со всякими товарами – с лазуритом, бирюзой с севера, со слоновой костью, с рогом носорога, золотом и с огромными черными рабами с Юга, которые выглядели в настоящий момет весьма серо, что соответствовало бледности у обычных людей.

Мускулистых рабов с Юга очень быстро раскупали управляющие царских сановников и вельмож. Вскоре эти рабы, обретя статус полицейских, стражников и сборщиков налогов начнут колотить местное египетское население на вполне законном основании. Серость – бледность у них пропадала очень быстро.

Ранним египетским утречком, когда юный Хепри только вышел из пучин Дуата и еще не набрал жгучую силу полуденного Ра, супружеская пара среднего возраста не торопясь проезжала по набережной Перу Нефер на двух ослах.

Мужчина ехал на великолепном здоровенном нубийском (кушитском) осле, а женщина на изящном синайском ослике, причем сидела она на нем по дамски – свесив полненькие аппетитные ножки на левую сторону.

Слегка раскосые ее лисьи глазки так и стреляли по рынку, указывая супругу на что ему следует обратить внимание.

Супруг тут же подъезжал к торговцу и начинал переговоры. Впрочем, переговоры везде заканчивались одинаково – супружеская пара ничего не отдавала взамен. Они просто брали товар, и торговцы с охотой его им отдавали иногда что-то шепча мужчине на ухо, и очень искренне улыбаясь его супруге и справляясь как у них обстоят дела в хозяйстве и как чувствуют себя дети, конечно же, не называя их по имени.

Над рядами летало – господин младший писец, господин писец, госпожа дома младшего писца, о, госпожа, такую малость, примите в знак уважения.

Госпожа строго мотала востроносенькой головкой, сверкая хищным лисьим взглядом, и указавала на младшего писца. Все переговоры вел сам господин младший писец.

За время путешествия по рынку в переметной суме младшего писца оказались: четыре лещеподобные дистихтина, пять сомиков, дюжина куриных яиц, пара жареных уток, полдюжины таких же перепелок, некто (не будем называть имени) сунул копченый крокодилий хвост, но господин младший писец так строго посмотрел на наглеца, что тот со скоростью фокусника заменил вывешивающийся из переметной сумы крокодилий хвост на крокодилью же ногу, но очень удобно расположившуюся в корзине. Младший писец погрозил шалуну пальцем, но ничего не сказал.

Наконец, супружеская пара, нагрузившись, поехала вдоль набережной, но к младшему писцу постоянно подходили люди и что-то шептали на ухо, предварительно улыбнувшись и поклонившись его супруге.

Некоторым писец, выслушав, кивал головой и произносил пару фраз, и человек отскакивал с улыбкой, иногда писец тер подбородок и показывал один или два или три пальца и проситель отходил кланяясь с надеждой, иногда писец тер подбородок дольше обычного, качал головой и разводил руками. Человек тогда отходил в большой задумчивости.

Супружеская пара направилась домой. Копытца ослов выбивали струйки пыли. Впереди шел пожилой лысый, а может бритый человек. Шел он тяжело, очень часто останавливаясь. За плечами он нес в сумке небольшую рыбу.

Младший писец с супругой проехали мимо, оживленно разговаривая о ценах мены на рынке Перу Нефер, супруга что-то шепнула младшему писцу. Тот обернулся и тут же спрыгнул с осла и подбежал к старому человеку.

– Учитель! – спросил он, болезненно прищурившись. – Но почему вы…

– Я не учитель. – ответил путник, перекладывая котомку с рыбой с одного плеча не другое.

– Учитель! Вы же Менкаугор, вы мой учитель обучивший меня грамоте и, вообще, всему! Вы почему в таком виде? Вы почему пешком?

– В каком виде? – остановился наконец Менкаугор.

– Извините. – стушевался писец.

– Так в каком я виде?

– Ну, неужели из средств храма Хнума вам не могли выделить осла? Вы почему пешком идете!

– У храма Хнума нет таких средств.

– Да что за чушь! Как это нет! Ведь вы жрец высшей категории, должный носить белые одежды и леопардовую шкуру поверху. Где? Где леопардовая шкура?

– Сын мой, я давно уже не высший жрец и давно уж не учитель.

– Но почему?!

– Я сложил сан.

– Вы? Вы, лучший учитель, слова которого я помню до сих пор.

– Не похоже.

– Почему же вы ушли. – вопрошал писец не услышав последней фразы жреца.

– Учить мне стало некого. Все нонешние, так сказать, ученики имеют по несколько тысяч голов скота. Я не имею даже коровы. Они хотели заставить меня учить их тому, чему они хотят учиться. И верховный жрец их поддерживал. Они изнасиловали танцовщицу, которая обучала их танцам и настоятель признал действия их правомочными. Я их избил, ибо, хоть они и молоды, но им было даже лень заниматься боевыми искусствами. Ведь у них есть охрана из негров. Они пожаловались неграм, но я навалял и неграм. Теперь меня выгнали из храма.