Но вот начались изменения. В парк приехали многочисленные строительные вагончики, тракторы, бульдозеры и прочая рабочая сила. Пруд почистили, устроили лесенки, чтобы удобнее было пакостить, и его, разумеется, загадили моментально.
Полувековые деревья перепилили на дрова за нескромность. Вернули убогий бюстик Васи Алексеева, которого свергли в запале, и недовольные начертали, помнится, на осиротевшем постаменте: «дермократы, будьте вы прокляты». Бюстик революционной шпаны вернулся, отлитый заново, с особенно гадкими, сглаженными чертами. Надпись еще видна: ее не слишком затирали, соблюдая плюрализм и всенародное примирение.
Снесли кольца с лесенками, убрали качели. Посулили построить много хорошего для детей – ну, не помню уже, что им нужно: казино там, бар, и вообще сказочный мир. Не построили.
Раскатали дорожки, понаделали низких оградок, проехались катком по алкогольному гайд-парку, долбанули железной грушей по зданию администрации, проделавши там дыру в три человеческих роста, и уехали.
Теперь в нашем парке все гладко, ровно. Воет ветер. Пустынно и очень прилично, всюду вежливые газоны. Входишь и идешь, не задерживаясь. Быстро проходишь по вылизанным дорожкам. Выходишь на три буквы, повинуясь незримому указателю.
Иногда люди сходят с ума так, что почти здоровы. Видно, что они хотят чем-то поделиться с миром, на что-то пожаловаться, о чем-то рассказать, но им либо не хватает выразительных средств, либо они этими средствами неправильно пользуются.
Постоянно кажется, что вот еще самую малость – и такому человеку помогут, исполнят его невыносимые желания. И он сразу поправится, и пойдет созидать.
Однажды я завернул в харчевню с подачей хазани-чанахи. Возможен был и легкий ланч с портвейном.
В этой чанашной бесчинствовал какой-то человек в расстегнутом пальто и сбившейся шапке. Лицо у него было такое, как если бы ему только что показали передачу «В мире животных», которой он поразился и возмутился на всю жизнь. Человек перемещался порывистыми, очень широкими шагами.
– Дайте мне есть! – кричал он, шурша денежной бумажкой.
– Пожалуйста, – испуганно отвечали повара. Они торопливо показывали ему разложенный товар. – Вот возьмите мясо, вот салат…
– Дайте мне хлеба! – изумленно орал человек, расхаживая вдоль окошка.
– Вот хлеб, берите! – просили его добрые женщины.
– Я хочу есть! Дайте мне есть!
Человек отошел от хлеба и заметался по залу. Помелькав какое-то время, он решительно взялся за стул и подсел к какому-то мужчине, который кушал суп.
– Ну, всё, – сказал человек и грубо придвинул к себе чужое второе.
Мужчина продолжал есть, не глядя на соседа. Но, едва тот вонзил вилку в это второе чужое, аккуратно отложил ложку и с видимым облегчением встал. Он молча схватил несостоявшегося едока за пальто, поволок к двери и вышвырнул в мир, наружу, где тот заблудился навсегда.
Но что-то же в нем кипело! Он что-то знал. И не сумел объяснить.
Пошел я на Масленицу. Взял дочку и отправился в Парк имени 30-летия ВЛКСМ, чучело жечь.
Я вынужден был признать, что в эфире нечто разливается. Что-то я не припомню таких гуляний. Такой, можно сказать, массовой народной потехи. Раньше бывало потише.
Там и радостей-то было немного: горка, карусели, ларек с блинами, какой-то опасный мед из бочонка, лошадка, блаженный концерт, санки. Нет, вру: получилось много, но только никуда не пробиться. За блинами стоять надо час. За каруселями – два. За лошадкой – полчаса. Вот мы за ней и постояли. Покатались.
Но дело не в этом: все вокруг было пропитано какой-то угрюмой и вместе с тем ожесточенно-праздничной атмосферой.
Жутковатые массовики затеяли кулачные бои. Образовались стихийные ринги, не протолкнуться. Для самых маленьких – отдельный аттракцион: кто первым сорвет с другого шапку. Пообещали в мегафон, что будет стенка на стенку, но мы уж не пошли, потому что крики раздавались слишком страшные.
Рядом торговали славянской литературой про языческих богов и рецепты, как печь блины, плюс сказки онежских жителей, лесных и речных.
Ходили какие-то всё, непонятно, кто.
Не поймешь, что такое вышагивает – то ли матрешка, то ли блин переодетый, то ли наложница бога Перуна. Круговорот пива. Повсюду колышется странное раздражение, непонятная недоделанность – вроде как все замечательно: и горка есть, и карусели хорошие, и опять же лошадка, но как-то оно зыбко, хочется большего, тучи над городом стали, в воздухе пахнет грозой. Да и погода неплохая: солнышко там, завтра выходной, а все-таки пробирает ветром.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу