Алексей Смирнов - Церковь Крота и Павлина. Трилогия о сектантах

– А куда всё это пойдёт? – осведомился Антон, перегибаясь через ручку кресла.

– Порву при вас, – улыбнулся Ферт. – Видите ли, я раскрываю карты лишь потому, что вы взяли анкету. Согласитесь – какой смысл тратить время на пустых, трусливых людей, которые её боятся даже взять – только взять, не заполнить! Полное отсутствие любопытства даже перед лицом голодной смерти. Человек – могильщик своего будущего… – При слове «могильщик» лицо Ферта непроизвольно исказилось, однако сразу же вернулось к прежнему выражению.

– Так может быть, и заполнять не надо? – спросил Антон.– Если вы всё равно порвёте, почему нельзя устно?

– Легче прочитать – тогда сразу видно, на что обращать внимание в первую очередь и как строить беседу, – возразил Ферт уже с нотками неудовольствия. – Не хотелось бы в вас разочароваться – смелее! Осталось всего пять минут.

Антон махнул рукой и подчинился. Он трудился не пять, а целых пятнадцать минут, но Ферт ни разу его не поторопил и не сделал выговора, когда тот, наконец, вручил ему исписанный лист.

– Очень неплохо, – похвалил Беллогорского инструктор и щёлкнул ногтем по листу, едва не проделав в нём дырку. – Сразу ясная картина! – он выхватил красный карандаш и стал энергично подчёркивать: – Среднее образование, полуеврей-полубелорус с татарскими вкраплениями, беспартийный, ни навыков, ни наград, степеней не имеете, в плену не были, в Бога не верите и вдобавок затаили злобу решительно на всех. Типичный невостребованный полукровка без предметов гордости. Мне кажется, вам у нас понравится. Вы постучались в нужную дверь.

– По-моему, вы всем так говорите, – Антон натянуто усмехнулся.

– Только тем, кто заполнил анкету, – рассмеялся Ферт и, как и обещал, разорвал его труд на восемь частей. – Итак, вы любезно ответили на наши вопросы. Я полагаю, у вас вопросов тоже накопилось достаточно – теперь вы можете с чистой совестью их задать.

Беллогорский немного подумал.

– Ну… вот, например, насчёт телохранителей… Один на сцене говорил, что к нему телохранителей приставили. Пули там всякие… Предупреждаю: я на мясо не гожусь. Физическая подготовка оставляет желать… в общем, вы понимаете.

– Конечно, понимаю. Никто вас под пули не отправит. Мы же не идиоты и видим, кто для какой работы создан. Фронт работ широк.

Беллогорский с облегчением вздохнул.

– Почему ваши люди носят военную форму? – уже смелее и нахальнее спросил он, слегка прищурясь и ощущая себя в барственной роли покупателя, который пока не решил, брать ему товар или нет.

– Во-первых, форма дисциплинирует, – Ферт отвечал совершенно спокойно, ни капли не смущённый вопросом. – Если людей, которые кровно заинтересованы в сохранении своего места, ещё и по-военному организовать, им не будет цены. Во-вторых – в силу очевидной необходимости. Если существует враг, с ним полагается сражаться. Если нужно сражаться, следует позаботиться о войске. А войско предполагает ношение военной формы. Согласны со мной?

– Это само собой, – согласился Антон. – Надо же – вы сразу, не дожидаясь меня, перешли к следующему вопросу. О каких это врагах вы говорите? Учтите, что я под пули… – завел он снова.

Ферт снял очки и сунул дужку в широкий лягушачий рот.

– Враг, безусловно, необходим, – признался он тихо и серьёзно. – Без врага не обходится ни одно предприятие – разве что противник очень искусно замаскируется. Человек всегда и везде испытывал потребность в ненависти. Ненавидят иноверцев, инородцев, иностранцев, классовых противников. На самом деле это чувство – которое какой-то дурак назвал ксенофобией – является мощным стимулом, двигателем прогресса. Не приходилось сталкиваться с подобной точкой зрения? Не приходилось. Ну, ладно, тогда просто примите к сведению. «УЖАС» тем и выделяется, что не наносит своей ненавистью никакого вреда окружающим.

– Это как же? – осведомился заинтригованный Антон.

– Вы ещё не догадались? Давайте снова: вы – ничтожны. Вы не имеете никаких заслуг. Вам абсолютно нечем гордиться – ни кровью, ни Родиной, ни верой, ни родословной. У вас есть только жизнь, и сверх того – ничего. Кто же, в таком случае, враг живому? Вижу, что вы наконец-то сообразили. Совершенно верно: наши враги – это мёртвые.

4

Поздно вечером Антон долго стоял перед окном и, словно заворожённый, всматривался в темный октябрьский двор. Там было безлюдно; холодный ветер неслышно покачивал взъерошенные голые ветви и лениво гонял по чёрной земле опавшую листву. Одинокий фонарь высвечивал недоломанную скамейку, тоже одинокую. Их тандем напомнил Антону больницу, где он был всего один раз в жизни. Будто освещено желтое операционное поле, пациент крепко спит, а полумрак, окружающий сцену, предрекает операции печальный исход. Впрочем, там было светло… картина, скорее, напоминает покойницкую.