Array Антология - Новая книга ужасов (сборник)

Я купил еще одну бутылку вина и, возможно, выпил слишком много – Саскии нельзя было пить до конца недели, – поскольку поймал себя на том, что начал излагать предмет беседы, Нашего Нормана, Маленького Человека, Завоевавшего Все Наши Сердца, еще до того, как мы покончили с главным блюдом. Желая представить тему в нужных рамках, я решил сперва затронуть основную хронологию съемок Нормана в кино, начиная с тринадцати с половиной секунд в «Свидании с мечтой» 1948 года. Из опасений утомить Саскию, я заблаговременно принял решение пренебречь всем, кроме наиболее существенных появлений Маленького Человека на сцене и в телевизоре, и в своих описаниях в основном придерживался классических вещей, обратив особое внимание на чудесный выход «Учась ходить» из фильма «В ногу» и десятиминутную серию «Чаеделание» из «Ранней пташки».

Собираясь упомянуть появление Нормана с Руби Мюррей в 1956 в «Палладиуме» [23] Театр в Лондоне. на постановке «Раскрашивая город», я ясно понял, что интерес Саскии угасает. Она беспокойно ерзала в кресле, словно страстно желая выйти из-за стола.

– Кто-то мог бы сказать, что тебе не нравится Норман Уиздом, – шутливо сказал я.

– На самом деле, я не слишком большая его поклонница, это так, – неожиданно ответила она и добавила: – Простите, Стэнли, но у меня внезапно разболелась голова.

С этими словами она удалилась в свою комнату, даже не предложив помыть посуду. Прежде чем лечь, я постоял у ее двери, прислушиваясь, но так ничего и не услышал.

Дурные у меня предчувствия на этот счет.

Она меня избегает.

Я понимаю, в это трудно поверить, но другого объяснения быть не может. Прошлой ночью она вернулась поздно и отправилась прямиком в свою комнату. Когда я сунул голову в дверь, чтобы поинтересоваться, не желает ли она ночную чашку какао – признаю, на часах было три часа ночи, но я не мог заснуть, потому что беспокоился о Саскии, – она, кажется, едва могла удержаться в границах вежливости. Стоило мне войти в комнату, как ее глаза расширились, и Саския, словно защищаясь, подтянула одеяло, как будто мое присутствие вызывало у нее страх. Должен признать, я не в состоянии ее понять.

Могла ли она меня обманывать, всего лишь притворяясь, что разделяет мои интересы, для какой-то тайной цели?

На работе сегодня сообщили о смерти Мика. Осложнения после гепатита; деталей, к своему раздражению, я не узнал, но получил отчетливое впечатление, что они были неприятны. Когда одна из секретарш начала плакать, я отпустил легкомысленное замечание, которое, боюсь, неверно истолковали; девушка посмотрела на меня с выражением крайнего ужаса на лице. Эта неряшливая маленькая проститутка запала на Мика и втайне строила с ним заговоры против меня. Мне захотелось дать ей какой-нибудь повод поужасаться, и я мимоходом задумался, как бы она выглядела связанной упаковочной веревкой и подвешенной в ливневом коллекторе. О чем только мы не думаем, чтобы скоротать день.

Дома положение стало хуже. Сегодня Саския вернулась с приятелем, доктором, которого пригласила на чай. Пока она была на кухне, мы остались в гостиной вдвоем, и я заметил, что он вроде как изучал меня краем глаза. Вероятно, это была лишь профессиональная привычка, но все же взгляд заставил меня задуматься, не озвучила ли Саския каким-то образом подозрения в мой адрес – если предположить, что они у нее были, но это я считал маловероятным.

После его ухода я объяснил Саскии, что приводить в дом мужчин, неважно, насколько хорошо ей знакомых – совершенно непозволительно. И ей хватило наглости развернуть кресло и обозвать меня старомодным!

– Что, черт побери, ты имеешь в виду? – спросил я.

– Стэнли, это нездорово – окружать себя вот этим всем, – пояснила Саския, жестом указав на расставленные в алфавитном порядке аудио- и видеокассеты и катушки, заполнявшие полки позади нас. – Большинство этих людей давно умерли.

– Шекспир давно умер, – ответил я. – А люди его все еще ценят.

– Но он писал пьесы и сонеты бесконечной красоты, – настаивала она. – А люди, которых ты слушаешь, просто работали комиками. Стэнли, это мило – коллекционировать вещи, но эти вещи никогда не предназначались для того, чтобы их воспринимали всерьез. Нельзя строить на них свою жизнь.

Тембр ее голоса меня раздражал, чего я не замечал прежде. Она самодовольно откинулась в кресле, и на секунду мне захотелось ее придушить. Думая об этом, я чувствовал, как мое лицо неуклонно краснеет.