Павел Проданов - Льеккьо. Болото никогда не отпускает свои жертвы…

– Бутылку виски с собой, – сказал какой-то парень, протягивая деньги. Он оценивающим взглядом прошелся по Эли. Я нахмурился. Странные чувства овладели мной. Я помотал головой. Наверняка, это недосып так действует на мой разум. Я небрежным движением передал ему бутылку.

– Сдачи не надо, – бросил тот, еще раз обежав взглядом Эли.

– Чего уставился? – спросила она.

– Тихо, детка! – сказал он, выставляя на показ белые зубы. – Я покойников не очень.

– Тебя бутылкой отходить, кретин? – злобно повысила голос Эли.

– Эй, мужик, – обратился я к нему спокойным ровным голосом, – давай, уже иди отсюда, – и, достав из под прилавка биту, показал ее ему.

– Вот психи, – бросил он и прошел к выходу.

– Да ты рыцарь! – подначила меня Эли.

– Тебе бы все шутить, – кинул я. – Поработать не хочешь?

– Ладно, зануда, – она допила пиво и поставила пустую тару на стол, – пойду к девчонкам. Ты только про «Человека-волка» не забудь.

– Окей! – сказал я и принялся протирать стаканы. Эли удалилась.

На танцполе кружили пары, а по ним скользили светлячки от стробоскопа, пока Джошуа Тиллман напевал: «Everyman Needs a Companion».

Мои глаза сейчас смазаны клеем, не иначе. Веки приходится раздвигать пальцами. Включив кран, я набрал воды в ладони и плеснул в лицо. Особого эффекта не чувствовалось. Состояние сонного опьянения никак не хотело меня оставлять.

– Ты скоро там? – спросила нетерпеливая Эли, заглянув в уборную.

– Я готов, – ответил я, сунув голову под струю. Моя лохматая шевелюра намокла, а голова ощутила жгучий холодом. На мгновение сознание прояснилось. Сейчас мне хотелось быть пингвином, что скользит по льдине, а затем погружается в ледяную воду Антарктики, – Тольку утрусь.

Мотоцикл пришлось оставить. Я бы и прокатил девушку, мой «Круизер» одноместный. Мы сели в автобус и отправились в центр.

– Как ты очутился в церковной школе? – спросила она меня уже в автобусе.

– С моим отчимом случилось несчастье, а моя Мать…

Эли заметила мое нежелание вспоминать прошлое.

– Если не хочешь – не рассказывай.

– Моя мать содержится в психиатрической лечебнице – поборов себя, ответил я. – Когда умерла моя младшая сестра, это помутило ее рассудок.

– Прости, – стала извиняться она, – я перегибаю с расспросами.

– Да дело то не в тебе, – заметил я, – дело во мне. Извинение в данном случае, всего лишь вдолбленная нам этикетом мера порядочности. Банальный жест, выработанный нами на уровне инстинкта. Ровно, как и приветствие, слова благодарности и прочее.

– Ну и закидончики у тебя, – задумавшись, проговорила она.

– И это мне говорит Эли, которая вчера мне цитировала Ницше, с его взглядами на «религию любви».

Покопавшись в своей сумке, Эли достала оттуда книгу.

– Вот, – продемонстрировала она «Веселую науку», – сейчас читаю.

– И как? Познала истину? – саркастично спросил я.

– Что есть истина? – процитировала она слова из библии, исказив голос до мужского, и рассмеялась.

Оказавшись в полутьме кинозала, я сразу же почувствовал навалившуюся усталость. Опустившись в кресло, я ощутил, как морфей сковывает мое тело. Эли плюхнулась рядом, набивая рот попкорном.

– Я его еще не видела, а ты?

– Довелось посмотреть.

– Тогда молчи! – Она приложила палец к моим губам, и по моему телу прошла дрожь, оставшись почти не заметной, в силу полной отреченности чувств, пребывавших в сонном оцепенении. – Не хочу спойлеров. Можешь даже поспать – разрешаю. Только не храпи – народ распугаешь.

– Обещать не могу, – ответил я, откинувшись на спинку кресла. Эли завороженно уставилась на черно-белый экран, где уже появилось название фильма, под звук, казавшийся первым кинематографистам жутким.

Я снова провалился в девство. Дверь дергалась, издавая громкие звуки, намереваясь вот-вот поддаться натиску чудовища, скрытого за дверью. «Бог любит тебя! Он любит тебя, Марти! – ревело оно. – Как и твоя мамаша!» Слезы жгли мои щеки, а тело содрогалось от страха. Всхлипы застревали в горле, перекрывая дыхание. Еще немного, и шпингалет не выдержит. «Открой эту сраную дверь, бесёнок», – доносилось из-за двери. Затем шпингалет отлетал на пол, и все меркло. Я оказывался на болоте. Сидя под зарослями кустарника, я высматривался в камышовые заросли. Чудовище пряталось, но я точно знал, что оно здесь. «Идем, – доносился до меня голос, – идем, Мартин. Идем со мной. Я знаю место, где он тебя недостанет». Я, повернув голову, я с ужасом обнаруживаю младшую сестру. Ее лицо бледно, а веки отдают синевой. Ужас охватывает меня с новой силой. Что-то знакомое, но не доступное для меня кроется в ее лице.