Линкольн Чайлд - Голубой лабиринт (ЛП)

С проворством акробата Констанс переместилась на другую ветку и расположилась над одним из двух наемников — бритоголовым. В следующий миг она вылила остатки содержимого колбы и дала ей упасть, стараясь, чтобы ни одна капля кислоты не коснулась ее собственной кожи.

Результат вновь не заставил себя ждать. На этот раз обливание было не точечным, как первое — теперь кислота растеклась по всей голове и одному плечу, попав на окружающую растительность. Эффект последовал незамедлительно. Казалось, голова наемника просто растаяла, взорвавшись облаком жирного газа. С животным криком ужаса бритоголовый опустился на колени, сжимая руками свой череп, пока тот растворялся под его ладонями. Охваченные паникой пальцы проникали сквозь разжиженные кости и мозговое вещество.

Вскоре наемник рухнул, начав биться в таких же судорогах, что и его татуированный товарищ за несколько мгновений до этого. Как и он, растительность, которая была облита кислотой, начала дымиться и скручиваться, останки ее замигали огнем, но быстро потухли — огонь не мог долго существовать во влажной атмосфере джунглей.

Констанс знала, что, как и все суперкислоты, трифлатная кислота, вызывает при контакте с органическими соединениями сильную экзотермическую реакцию.

Третий мужчина, наконец-то, воспользовался своим умом. Он попятился от содрогающегося товарища, а потом посмотрел наверх и в панике начал стрелять. Но Констанс уже скрылась за веткой, и мужчина не мог попасть по ней — особенно учитывая то, что стрелял он не прицельно. Констанс использовала возможность, чтобы подняться выше, в верхние ветви дерева. Здесь ветки переплетались с окружающими деревьями, образуя плотный навес. Медленно и не спеша, держа сумку рядом, она переползала с одной ветви на другую, в то время как снизу мужчина в бешенстве безуспешно стрелял, реагируя на звуки ее передвижений. Сумев перебраться на соседнее дерево, Констанс спустилась вниз на несколько футов и скрылась в сгибе толстого сука, покрытого листьями.

Послышался треск рации. Выстрелы прекратились, и луч фонаря перебегал с места на место, выискивая Констанс. В этот момент еще двое мужчин ворвались в Тропический павильон.

— Что произошло? — закричал один из них, указывая на дымящиеся трупы. — Что случилось?

— Сумасшедшая стерва что-то вылила на них — возможно кислоту. Она где-то на деревьях.

Еще один луч фонаря стал бродить среди листвы.

— Какого хрена стреляешь? Босс приказал не убивать ее.

Пока Констанс слушала этот диалог, она провела обзор небольшого химического саквояжа. В нем еще остались три колбы — полные и тщательно закупоренные. В сумке, конечно, были припасены еще сюрпризы, но она проанализировала ситуацию, изучив свои запасы, и пока не решилась доставать ничего другого. По ее подсчетам, в живых пока оставалось шесть или семь человек, включая Барбо.

Барбо . Ей вспомнился Диоген Пендергаст. Гениальный. Грозный. С некой садистской жилкой, которой обладали только истинные психопаты. Но Барбо оказался более грубым, воинственным и менее изысканным. Ее ненависть к Барбо сейчас была так раскалена добела, что Констанс могла чувствовать, как ее тепло согревается ею изнутри.

Джон Барбо ждал в полутемном пространстве Пальмовой оранжереи. Двое мужчин, которые остались с ним, уложили Пендергаста на пол. Закованный в наручники, агент оставался без сознания, несмотря на пощечины и даже электрошоковую дубинку. Барбо наклонился и дотронулся до шеи Пендергаста двумя пальцами в поисках сонной артерии. Ничего. Он нажал чуть сильнее. Пульс прощупался, хотя сердце едва билось.

Он уже находился на пороге смерти.

При этом Барбо почувствовал смутное беспокойство. Момент его триумфа настал. Момент, о котором он так долго думал, фантазировал, предвкушал — тот момент, когда Пендергаст столкнется с истиной. Тот самый момент, который обещал ему Альбан Пендергаст. Но все случилось не совсем так, как он себе это представлял. Пендергаст оказался слишком слаб, чтобы оценить весь колорит своего поражения. А потом — к великому удивлению Барбо — мужчина принес свои извинения. Он, по сути, взял на себя ответственность за грехи отцов. Это потрясение лишило его слишком большой части удовольствия от своего успеха, лишило его возможности позлорадствовать. По крайней мере, он чувствовал полную уверенность, что именно это залегло в основу его беспокойства.

И еще была эта девушка...