Александр Булахов: Молчание. Ужас тишины

Закипел электрочайник. Круглова насыпала в кружку заварку и залила кипятком.

– Да, тяжёлый случай! Может даже неизлечимый… Ну, да ладно, проехали. Слышала, Шарецкий на твоё место метит.

– Знаю. После того, как главврач его на последнем банкете похвалил, он из кожи вон лезет, показывает свой ум да хватку.

– Тебя это не пугает?

– Не пугает. Ума у него маловато, а амбиций многовато. Я таких не боялся и не боюсь. Пустышки они.

Круглова взяла кружку чая и сделала несколько маленьких глотков.

– А если главврач так не думает?

Магамединов встал, обошёл стол, присел на его краешек и наклонился к Кругловой.

– Лена, сама подумай. Хлебников, может, от чудес медицины и далёк, но мужик он толковый. Людей насквозь видит, знает, кто на что способен. Меня больше Беленький беспокоит. Чувствую, наломает он дров со своими экспериментами. Евгеника настоящая…. Уволить бы его пока не поздно.

– Глупо верить слухам. Инга наплела эту чушь, а ты всё никак успокоиться не можешь.

– Дай мне время, выведу его на чистую воду. Я Инге доверяю как себе. Мы с ней вместе учились и вместе подвиги трудовые начинали. Не станет она мелко шкодить и тень на плетень наводить, даже с досады.

– Бабник ты не исправимый. Все бабы у тебя: молодцы и красавицы, – шутливо поддела мужа своей сестры Елена Степановна и допила последние капли чая.

– А ты первая, Ленок, что скажешь, вру?

– Нет, это как раз чистая правда, родственничек, – польщёно засмеялась Круглова, помыла свою кружку и заодно стакан из-под кофе. – Говорят, собрание в десять.

– Да, в десять. Не опаздывай.

Максим Викторович, как и обещал, заглянул в шестнадцатую палату к Марии Ивановне Сарнацкой. В палате, кроме неё, лежало ещё пять страдальцев, которые так же просились домой, но заведующий отделением не спешил никого из них выписывать, имея на это свои веские причины.

Визуально палату можно было разделить на две стороны. В каждой стороне у стенки стояло по три кровати. В правой стороне – на одной из кроватей сидела красивая девушка Вика и ела сочное яблоко. На второй лежала Сарнацкая и читала газету. На третьей кровати – у самого окна – расположилась Василиса, женщина лет сорока пяти, она не отрывала взгляда от своего зеркальца, стоящего на тумбочке и старательно расчёсывала свои непослушные волосы.

В левой стороне на одной из кроватей спала Макаровна, от которой исходила ужасная вонь, перемешанная со свежим перегаром. Кровать посередине была заправлена и ждала нового больного. А на третьей кровати, что находилась у окна, сидела Чеславовна – старушка «божий одуванчик», которая практически всегда говорила ласковым голосом, но иногда забывалась и внезапно превращалась в свирепого монстра, хорошо знающего матерный язык.

Магамединов остановился в центре палаты и обвёл женщин своим суровым взглядом. Ему не понравилось то, что в палате ощущался перегар. Посмотрев серьёзным и злым взглядом на Макаровну, он мысленно приказал себе не заводиться. Дура, полгода назад перенесла такую серьёзную операцию на сердце, практически с того света врачи её достали, а она этого совершенно не ценит. Ведь судьба дала второй шанс, почему бы не задуматься об этом?

– Доброе утро, дорогие мои, – громко произнёс он и почувствовал, как его лицо наливается злой краской.

Женщины смущённо заулыбались.

– Доброе утро, Максим Викторович, – ответили они хором.

– Ох, не любите вы нас, Максим Викторович, – сладким голосом пропела Василиса.

– Это почему же? – удивился заведующий отделением.

Василиса, прежде чем ответить, демонстративно закуталась в одеяло.

– Да сами глядите, в каком холоде мы живём.

В палате действительно царил жуткий холод. Заведующий терапевтическим отделением подошёл к батарее и дотронулся до неё рукой: она грела исправно и даже чуточку обожгла его ладонь. В чём же дело? Зиму пережили, и никто не жаловался на холод. Он посмотрел на окна: они ещё были утеплены.

– Странно. Ничего не понимаю. Батареи горячие, а в палате холодно. Так разве бывает? – c надеждой, что ему кто-нибудь объяснит причину, спросил Максим Викторович.

– Это вы у нас спрашиваете? – удивилась Василиса.

– Я сегодня же во всём разберусь, – заверил её Магамединов. – Действительно, непорядок.

Магамединов подвинул стул к кровати Марии Ивановны. Сарнацкая сразу же отложила в сторонку газету и попыталась приподняться.

– Мария Ивановна, лежите, не вставайте, – успокоил ее Максим Викторович. – Посмотрел вашу карту, и вот, что вам скажу, моя хорошая. Надо бы вам ещё полежать.