Бентли Литтл - Наследие

Родительский дом совсем не изменился со времен его молодости; а вот окрестности изменились сильно, и к худшему. На лужайке перед соседним домом, где когда-то жили Свенсоны, на выгоревшей пожухлой траве стояла, скрестив руки на груди, девочка-подросток, вся в татуировках и с торчащими зубами, и смотрела на Стивена с мрачным вызовом. Дом с другой стороны давно пустовал, лужайка перед ним заросла сорняками, и к табличке «Продается» было приписано красными буквами: «ПРАВО ВЫКУПА ПОТЕРЯНО». Через улицу, напротив ядовито-розового домика с заколоченными окнами, тусовались четверо парней-латиноамериканцев с бритыми головами и в одинаковых белых футболках.

Только дом родителей все такой же – словно вышел из фильма про семейку Брэйди [1] «Семейка Брэйди» (1969–1974) – популярный американский телесериал-ситком об идеальной семье. . Окна блестят, на стенах ни пятнышка, лужайка аккуратно подстрижена, в цветочном ящике цветет герань. «Интересно, кто подстригает им лужайку?» – мелькнуло в голове, и Стив вдруг сообразил, что никогда раньше не задавался этим вопросом. Вряд ли сам отец – для такой работы он уже староват. Должно быть, нанимают садовника или соседского мальчишку. С самого переезда в этот дом (Стиву тогда было тринадцать) и до отъезда в колледж лужайку стриг он – но никогда, даже подростком, ничего за это не получал. Отец говорил: работа по дому – его долг как члена семьи, платить за это – просто нелепость. Если Стиву нужны карманные деньги, пусть заработает их где-нибудь еще. Например, подстрижет лужайку соседям.

Не то чтобы Стив возражал. О нет! В те годы он рад был любому предлогу сбежать из дома.

Звонить Стив не стал – просто толкнул дверь, и она открылась. Ну вот, опять! Тысячу раз он просил родителей запирать дверь даже днем, объяснял, что времена изменились… Увы, они застряли в каком-то своем мире, в идеальном мирке старого телесериала, и не желали принимать простейших мер предосторожности. Просто чудо, что их до сих пор не обнесли. Или не убили…

– Мама! – позвал Стив, входя в гостиную. – Мама!

– Я здесь!

Стив вошел в следующую комнату: у родителей она называлась «комната с телевизором». Мать смотрела «Шоу Опры». Съежилась в просторном кресле, маленькая, хрупкая и какая-то неожиданно старая. Отчасти, понял Стив, такое впечатление возникло от того, что она сидит в кресле отца – он привык видеть в нем своего старика, куда более массивного; а отчасти – оттого, что она и вправду старая. В сознании Стива мать вечно оставалась женщиной лет сорока пяти, какой была, когда он ходил в школу. И всякий раз, видя ее, он с удивлением вспоминал о том, сколько воды утекло. Но сейчас – с рукой на перевязи, с бледным осунувшимся лицом – она выглядела совсем старушкой, слабой и одинокой.

Стив тяжело опустился на кушетку напротив.

– Как ты?

– Все хорошо.

Странно было разговаривать с матерью наедине. Он и не помнил, когда в последний раз видел ее одну, без отца.

– Так что произошло?

– Он на меня напал.

– Как? Где?

– Прямо здесь. Перед домом. Я приехала из «Уолмарта», только вышла из машины – и вдруг он прыгнул прямо на меня. Просто выскочил из дома и набросился на меня.

– О господи!

Мать смерила его неодобрительным взглядом.

– Извини, – пробормотал Стив. – Просто не могу поверить, что папа такое сотворил.

– Подбежал сосед и оттащил его от меня. Если б не этот молодой человек, быть может, я бы сейчас здесь не сидела. Я лежала на земле, а он меня бил. И с таким лицом… – Она вздрогнула и покачала головой. – Он хотел меня убить. Точно тебе говорю. Потом тот молодой человек оттащил его от меня, и кто-то вызвал полицию. К тому времени, как приехали полицейские, твоего отца держали уже четверо мужчин, а он вырывался и вопил что есть мочи. Я сломала запястье – упала на руку, когда он меня повалил, – но в остальном все нормально. Просто синяки.

– А ты не подумала, что стоит мне позвонить? Чего ты ждала целые сутки?

– Ты и дальше будешь меня перебивать или дашь рассказать все по порядку?

Стив промолчал и отвернулся. В столбе солнечного света, падающего из окна, кружились пылинки: появлялись, и исчезали, и снова появлялись. Такие пылинки в лучах солнца он видел в детстве, когда бывал у дедушки с бабушкой. Когда и как случилось, что дом, где он вырос, стал домом стариков?

– Меня отвезли в неотложку, в Анахаймскую мемориальную больницу, и наложили гипс. А отца – в психиатрическое отделение. Я сначала думала, что его посадят в тюрьму, но, должно быть, полицейские сразу увидели, что с ним что-то неладно – они, наверное, часто с таким сталкиваются. И отвезли его в больницу. Я пыталась с ним поговорить, но он только орал на меня. Спросили, не хочу ли я остаться с ним; я не хотела, и меня отвезли домой.