Джейсон Мотт: Исцеляющая

– Пойдем собирать кусачие ягоды?

– Вообще-то, они называются ежевикой.

– А моя мама называет их кусачими ягодами. Она говорит, что мы имеем право называть вещи так, как нам хочется. Ну что?

Уош задумчиво почесал в затылке.

– Даже не знаю. Честно говоря, не тянет.

– Это потому, что в прошлый раз ты свалился прямо в колючки, – рассмеялась Эйва, и Уош покраснел.

Остаток пути они проделали в тишине. Заляпанная грязью одежда твердела с каждым шагом, кожа зудела. Они уже мечтали о том, чтобы дождь хлынул поскорее. Меж тем тучи скребли отвислыми животами вершины гор, но не роняли ни капли.

Добравшись до Петерсоновой развилки, они разошлись каждый в свою сторону и отправились по домам, помахав друг другу на прощанье. Бабушка Уоша жила в северной части города, где горы сильно влияли на быт людей, а корни древних деревьев уходили глубоко в землю. Там дети Стоун-Темпла, поколение за поколением, находили свое место в мире: в тени сосен, можжевельника и белого дуба.

Эйва слышала, что бабушка Уоша владеет участком леса. В городе никак не могли понять, почему она не позволяет лесозаготовительной компании наложить на участок загребущие лапы, ведь за древесину можно было выручить кругленькую сумму. А чего Стоун-Темплу не хватало, так это денег.

Эйва опасливо приближалась к дому. Она перепачкалась, как поросенок, и матери, можно не сомневаться, это не понравится. Однако в комнатах было пусто и тихо, лишь гудел холодильник да хлопали на ветру занавески.

– Мам! – позвала Эйва, но никто не откликнулся.

На кухонном столе лежало письмо, прочитав которое Эйва кинулась к сараю, где и обнаружила мать, повесившуюся на стропилах. Под ногами ее валялся опрокинутый стул. Стояла тишина, только жужжали пчелы-плотники, грызущие кости деревьев, и едва слышно поскрипывали под весом матери стропила.

УОШ НЕ ЗНАЛ,сколько прошло времени, однако вряд ли он спал долго – огонь в печке еще не потух. Хижина прогрелась и казалась даже уютной, пусть в щели и задувал ветер. От Эйвы пахло потом и сосновой смолой. Он полежал еще подле нее. Сейчас он мог думать лишь о том, как она его поцеловала. Уош не понимал, что ему теперь делать. Закрыв глаза, представил ее мягкие губы, прикасающиеся к его собственным, и холодный ветер, трепавший волосы. Та минута растянулась в часы, которые он мог бы проживать вечно.

Но нужно было следить за огнем. Уош попытался поднять руку, которой обнимал Эйву, и обнаружил, что их пальцы переплетены. Она крепко вцепилась в его ладонь.

– Эйва, – тихонько позвал Уош.

– Я не сплю, – хрипло ответила она.

– Хорошо. – Уош облегченно вздохнул. – А то я уже волновался.

– Я ее помню, – произнесла Эйва, выпуская его руку.

– Кого?

– Мою маму. Каждый раз, когда я кому-нибудь помогаю, я вспоминаю какую-нибудь новую деталь. Запах, голос, легкость ее рук… Сама удивляюсь, сколько всего, оказывается, я позабыла. – Она запнулась. – Например, я совсем не помнила ее голос и цвет глаз. Как такое возможно?

Уош был рад, что Эйва лежит к нему спиной, иначе она бы увидела отчаяние в его глазах. Ему хотелось сказать что-нибудь соответствующее моменту, но он так ничего и не придумал. В печи потрескивали дрова.

– Но всего я пока не могу вспомнить, – продолжила Эйва. – Так, какие-то разрозненные обрывки. Пытаюсь заговорить с ней, спросить, почему она это сделала, зачем покончила с собой, но она никогда мне не отвечает. Она как будто играла какую-то роль и не имела права изменить слова. Не могла изменить собственной жизни.

– Мне очень жаль, – пробормотал Уош, ничего лучшего в голову не приходило.

– Да ладно, – ответила Эйва негромко, словно на исповеди. – Я уже свыклась.

В этот момент Уош почувствовал кислую вонь. Приподнявшись, он обнаружил на полу перед Эйвой лужу блевотины, состоящей в основном из крови и желчи.

– Господи боже мой, Эйва! – воскликнул он, вскакивая.

Протянул ей руку, помогая сесть. Она шаталась, как пьяная. Уош помахал рукой у нее перед глазами. Наконец ее взгляд сфокусировался.

– Нужно идти обратно, – сказал он.

– Знаю. Я просто хотела еще немного побыть с тобой. Я хотела…

– Ты не сможешь меня спасти, – произнес Уош так тихо, что Эйва едва сумела его расслышать. – Я, видишь ли, буду поумнее шпица, – пытался бравировать он. – Может, я многого и не знаю, Эйва Кэмпбелл, зато тебя я знаю прекрасно. И догадываюсь, что у тебя на уме. – Уош задержал дыхание, потом медленно продолжил, но теперь в его голосе звучал страх. – Я знаю о лейкемии, хотя вы все считаете, что я не в курсе. Никто не хотел мне говорить, словно надеялись, что болезнь сама рассосется, но я все равно узнал. Слышал, как медсестры болтали между собой, когда еще лежал в больнице. Они думали, что я сплю, но я услышал. Люди вообще не умеют хранить секреты, хотя каждый убежден в обратном. – Он рассеянно обвел глазами хижину. – Наверное, вы пытались мне помочь, делая вид, что ничего не происходит. А я, в свою очередь, помогал вам, притворяясь, что ни о чем не подозреваю. – Он делано рассмеялся. – Глупо, да?