Джейсон Мотт - Исцеляющая

И вот наступила пятница, долгожданная ярмарка открылась. Эйва не могла ни секунды усидеть на месте. Вернувшись из школы, она носилась по дому, выполняя даже то, о чем ее никто не просил. Она не смела спросить, когда они выйдут из дома, поскольку не хотела раздражать родителей. Вместо этого она вытирала пыль, подметала, застилала кровать и складывала разбросанные игрушки, стараясь ни о чем не думать, пока наконец Мейкон весело не сказал:

– Ну что? Поехали? Нельзя же заставлять тебя ждать целую вечность, верно?

Всю дорогу Эйва возбужденно болтала. Расспрашивала мать о ярмарках, на которых та побывала в детстве. Хизер рассказала о бородатых женщинах, мужчинах с кожей крокодила и гуттаперчатых гимнастах, которые могли уместиться в чемодан.

– Иногда наш мир действительно становится похожим на сказку, – закончила мать.

Но в ее голосе звучала пустота. Временами на Хизер нападала эта странная меланхолия, которую Эйва замечала в переливах ее смеха и в самых уголках губ.

– С тобой все в порядке, мамочка? – спросила она.

– Ну конечно.

Не успело солнце сесть, как Эйва увидела впереди зарево ярмарочных огней. Внутри у нее все сжалось, она распахнула рот от удивления.

– Ярмарка! – закричала Эйва, тут же позабыв и о печали матери, и о собственных тревогах.

– Да, это она, – с улыбкой подтвердила Хизер.

До Эйвы донеслась громкая дребезжащая музыка, явно сопровождавшая шумное веселье. Чтобы лучше слышать, она опустила стекло, в лицо ударил холодный осенний воздух. Эйва боялась, что родители прикажут закрыть окно, но они почему-то этого не делали. Вся семья находилась в радостном предвкушении.

Когда они добрались, Эйва первой выскочила из машины, крича родителям, чтобы догоняли. Ее сердце громко забилось, едва она увидела яркие карусели, людей, выдыхающих огонь, и других, в странных разноцветных шляпах, возвышающихся над толпой, громогласно зазывающих полюбоваться лучшим в мире представлением. Все было совершенно так, как она себе представляла.

– Все спешите сюда! – надрывались зазывалы, и Эйва завороженно шла на их зов.

Она прокатилась на всех каруселях, наелась так, что казалось, вот-вот лопнет, сыграла во все игры и, пусть ничегошеньки не выиграла, улыбалась до ушей.

Время пролетело незаметно. Уже глубокой ночью Хизер взяла дочь за руку и твердо сказала:

– Достаточно.

– Еще так рано… – заныла Эйва, потирая кулачками слипающиеся глаза.

Хизер забрала у дочери огромную порцию сахарной ваты и отдала Мейкону. Тот откусил немного и улыбнулся.

– А мы сюда еще вернемся? – спросила Эйва.

Сильные руки подняли малышку, и она оказалась на отцовском плече, пахнувшем одеколоном, – еще один признак исключительности того вечера.

– Посмотрим, – ответил Мейкон.

– Значит, не вернемся, – поняла Эйва.

– Мы этого не говорили, – заметила Хизер.

– А говорить вовсе не обязательно, – сказала Эйва.

Пока отец нес ее к машине, она едва не уснула, убаюканная размеренным покачиванием его плеча. Преодолевая дремоту, усталость и нарастающую в душе печаль, она в последний раз посмотрела на ярмарку.

Позади остались огни, карусели, жонглеры, гимнасты, бородатые женщины, жирафы и звери, чьих имен она не знала. Она увидела медленно бредущую мать, тоже усталую, но улыбающуюся, а еще – отцовскую спину. Почувствовала его волосы, щекочущие щеку, ощутила силу этого мужчины, надежного и твердого, словно земля под ногами.

Прежде чем окончательно провалиться в темноту сна, Эйва еще раз поглядела на мать. Та, словно Лотова жена, быстро оглянулась назад и вновь двинулась вслед за дочерью и мужем. Вот только лицо ее сделалось сумрачным и жестким. Обычно гладкий лоб подернулся морщинками. Все, что было светлого в этот вечер (радость, волнение от приключений), – все пропало. Так комната погружается в беспросветную мглу, когда задувают последнюю свечу.

– Мама! – позвала Эйва.

– Что, дочка? – Улыбка вернулась на лицо матери, будто никуда не исчезала.

– Это не обязательно плохо, – сонно пробормотала Эйва, положив голову отцу на плечо.

– Что именно?

– Когда что-нибудь заканчивается. Иногда так нужно. Не грусти. – Эйва закрыла глаза и, как это часто бывает с детьми, заснула сразу и глубоко.

Она не увидела, как мать заплакала, и не услышала, как отец спросил, что случилось. Хизер ответила: