Борис Левандовский - Шумен

Макс потрогал уши – да, они тоже выросли. И подбородок, кажется, начал удлиняться. Он больше не чувствовал свое лицо таким, как раньше, теперь не чувствовал.

– Ну и попали же мы с тобой… – выдавил Макс почти шепотом. Меньше всего ему хотелось бы сейчас увидеть себя в зеркале.

«Что же делать?» – Макс в растерянности заметался по комнате.

– Хватит! Я хочу стать как раньше! – крикнул он… но не помогло.

Наверное, со стороны все его действия выглядели чертовски смешно. Однако Максу было совсем не до смеха. Он словно попал в какую-то сказку, только сказка эта – была написана очень злым сказочником. Сказочником, любящим не смеющихся, а плачущих детей. Перед тем как их съесть.

Конечно, для окружающих он оставался прежним. Но достаточно было и того, что он мог видеть себя таким. Видеть и ощущать.

– Нам срочно нужен чей-то совет, – сказал Макс и заплакал, чего не случалось с ним уже лет пять. – Я так больше не могу…

Что-то пора было предпринять.

Макс по-прежнему не мог вспомнить адрес лысого старика, – и в этом ему не помогало ни владение колпаком Шумена, ни насилие над памятью. Но так продолжаться больше не могло.

Он не знал, к кому обратиться за помощью или хотя бы за дельным советом. Может, стоило пойти и все рассказать Мирону? А как насчет Лены? Макс попытался представить, что, скорее всего, из этого выйдет. Шуба-дуба-ду-ба-а! Тогда уж лучше сразу заявиться в психушку. Он готов был поспорить, – кто-кто, а Карлик-нос у них наверняка еще не делил палату с Наполеоном и сэром Исааком Ньютоном.

Но даже если Мирон или Лена ему поверят, – на что Макс совершенно не рассчитывал, – но допустим, если – то чем смогут помочь?

Вот то-то и оно.

Оставался… он сам.

Только получится ли?

– Я… – начал Макс. – Я хочу встретить себя.

И мысленно добавил:

«Взрослого».

Макс застыл в ожидании. Ничего не происходило. Наверное, он хотел слишком многого.

– Вот лажа… – вздохнул Макс, исполненный разочарования и глубокого экзистенциального одиночества.

– Чего ты хотел? – спросил кто-то сзади.

Он обернулся. И увидел себя, стоящего у окна, опершись о подоконник. Яркий солнечный свет падал ему прямо в глаза, и не давая возможности хорошо разглядеть лицо. Но он был несколько выше и заметно плотнее. Только голос почти не изменился. Возможно, он выглядел бы так лет в тридцать или тридцать пять.

– Мне… мне нужен твой совет, – сказал Макс. – Что со мной происходит? Я хочу, чтобы все закончилось.

– Я знаю, – кивнул Макс-взрослый.

– А теперь… еще и это! – он развел руки. – Посмотри, на кого я стал похож. Что мне делать?

Ему показалось, что Макс-взрослый спрятал улыбку, но, может быть, только показалось.

– Ты попал в особое место.

– А что это за место?

– Важнее не то, что оно собой представляет, а что способно дать тебе. Используй это.

– Как Золотая рыбка? – Макса охватило чувство какого-то близкого озарения. Но уже в следующий миг оно бесследно исчезло.

– Ты идешь по ложному пути. Золотая рыбка обладала огромным могуществом, но не смогла спасти саму себя из невода старика и превратилась в его заложницу, пока… пока он не лоханулся.

– Я не понимаю, – покачал головой Макс.

– Почему Золотая рыбка не могла себе помочь? Это неправильно. Но это данность, аксиома. Вынужденный ляп, без которого не существовало бы и самой Золотой рыбки. А ты другой. Ты – Шумен.

– Так что же мне делать? – почти закричал Макс.

– Тебе нужен был совет, – ты его получил, – сквозь фигуру у окна начала проглядывать тюль.

– Кто этот урод, что гоняется за мной? – заговорил Макс быстрее.

– Он живет в каждом из нас.

– Что ему нужно?

– Убить тебя… – силуэт окончательно растворился в потоке солнечного света.

– Эй, постой!

Макс готов был провалиться от досады. Столько усилий – и все напрасно! Он получил лишь очередной ребус.

К обеду у Макса вырос горб.

Вначале ему показалось, что сороконожка между лопаток вновь решила напомнить о себе, устроив под кожей зуд, который ничем невозможно было унять. Потом это перешло в ритмичную пульсацию, будто в верхней части спины надувается здоровенный тяжелый пузырь, заставляя опуститься плечи и изогнуть шею как у грифа.

Однако ничто не было способно отразиться на его аппетите, и Макс, изогнутый знаком вопроса, «заказал» себе роскошный обед из четырех блюд. Нельзя сказать, чтобы он и раньше не обнаруживал за собой склонности к чревоугодию или домашние с детства морили беднягу голодом, но теперь это граничило почти с экзальтацией.