Питер Страуб - История с привидениями

— Не вини его, Питер. Никто, кроме нас, не поверит в это. Хорошо, что он хотя бы не считает тебя сумасшедшим. Может, он еще поверит тебе. Дело в другом. Мать любила тебя, и теперь, когда она умерла такой ужасной смертью, ее любовь осталась с тобой. Ты должен пронести ее через всю жизнь.

Питер кивнул.

— Я знал когда-то девушку, которая целыми днями сидела в библиотеке и говорила, что это предохраняет ее от человеческой подлости. Не знаю, как сложилась ее судьба, но знаю, что никто не может предохранить от подлости. Или от боли. Все, что нам остается — это идти вперед, пока мы не пройдем через это.

— Я знаю, — сказал Питер, — но это так тяжело.

— Это необходимо. И Корнелл — первый шаг к этому. У тебя будет столько дел, что ты забудешь обо всем, что здесь случилось.

— Мы с вами еще увидимся?

— Когда ты захочешь. А если я уеду из Милберна, я буду тебе писать.

— Договорились, — сказал Питер.

Рики присылал ему открытки из Франции;

Питер продолжал приходить, и Дон видел, что потихоньку Анна Мостин и братья Бэйт выветриваются из его памяти. Питер завел новую подружку, которая тоже собиралась в Корнелл, и казался веселым.

Но это был обманчивый мир. Дон продолжал ждать. Он наблюдал за всеми, кто приезжал в Милберн, но среди них никто не напоминал ему о Еве Галли. Несколько раз он набирал номер Флоренс де Пейсер и говорил: «Это Дон Вандерли. Анна Мостин мертва». В первый раз трубку просто положили; во второй женский голос спросил: «Это опять мистер Уильяме из банка? Сколько раз вам говорила, набирайте правильно номер». В третий раз оператор сообщил, что номер снят с пользования.

Его деньги таяли. На счету в банке оставалось не больше трехсот долларов, и теперь, когда он снова много пил, этого могло хватить только на пару месяцев. После этого он будет вынужден устроиться на работу, а это помешает ему высматривать ту, кого он ищет.

Два— три часа в день он сидел на скамейке в городском парке. Ты не знаешь ее шкалы времени, твердил он себе, не знаешь, в каком возрасте она появится. Ева Галли ждала пятьдесят лет. Это вполне может быть ребенок или кто-нибудь знакомый всем, горожанам -что ей стоит принять любое обличье? На этот раз Ночной сторож будет осторожнее. Но она должна появиться не позже, чем Рики умрет естественной смертью. В ближайшие десять лет.

Сколько лет ей может быть сейчас? Восемь или девять. Самое большее, десять…

Так он и нашел ее. Сперва он сомневался, глядя на девочку, которую как-то утром увидел на детской площадке. Она не была красивой и даже привлекательной — смуглая, нахмуренная, в ношенных вещах. Другие дети избегали ее, но это часто бывает: и, может быть, то, как она в одиночестве бродила по площадке или качалась на пустых качелях, было естественной реакцией.

Но, может быть, дети просто почувствовали ее отличие от них?

Он знал, что нужно спешить: его счет сократился до ста с небольшим долларов. Но если он увезет девочку и ошибется, то из него сделают маньяка.

Во всякое случае, теперь он ходил на площадку с ножом, привязанным под рубашкой.

Даже если он прав и эта девочка — та самая рысь Рики, то что ему делать? Она может позволить ему себя увезти и по дороге преспокойно сдать его в полицию. Но он не думал, что она это сделает — Ночной сторож явно намеревался расправиться с ним раз и навсегда, без вмешательства закона.

Она не обращала на него внимания, но начала являться ему в снах — сидела рядом и смотрела на него, и он чувствовал на себе этот ее взгляд, даже когда она качалась на качелях.

Он только подозревал, что она не обычный ребенок, и цеплялся за это подозрение с фанатичным отчаянием.

Он начал бродить в парке — нестриженый, редко бреющийся человек с блуждающим взором. Его не гнали только потому, что узнавали, — весной Нед Роулс напечатал в «Горожанине» очерк о нем. Он был гражданином Милберна и, должно быть, обдумывал будущий роман. Людям нравится, когда в их городе заводится свой чудак, к тому же, все знали, что он дружит с Готорнами.

Дон закрыл счет и снял с него оставшиеся деньги; он не мог спать, даже напившись, и знал, что возвращается к состоянию, испытанному им после смерти Дэвида. Каждое утро он привязывал нож к своему телу и шел в парк.

Он зал, что если он чего-нибудь не сделает, то однажды утром не сможет встать с постели: нерешительность просто парализует его. И в этот раз он не сможет выйти из этого состояния, описав его.