Одинокий мрачный тип. Со странностями. Олег знал, что думают про него соседи, постоянные и временные жители дачного поселка. Его это не задевало. Он делал свою работу без нареканий, любую, какую ему ни поручали, и все были довольны. Олега не звали на празднества, только изредка, если он вдруг оказывался рядом, не заводили долгих разговоров на улице – тоже лишь вскользь – и старались не замечать. Олег не считал себя изгоем – хотя бы потому, что и переехал сюда, пользуясь счастливым шансом, в стремлении избежать всего того, что называется у других «жить как все». Те, кто обитал в двух десятках дач неподалеку от Утиного озера, сами не страдали избытком общительности. Семьи и одиночки были замкнутыми и отличались такой же приветливостью как закрытые наглухо ставни на их окнах. Олег думал, что дело в земле. Именно земля выбирает, кто на ней будет жить, а не наоборот. Так сказал однажды его отец.
Еще местные думали, что у него нелады с противоположным полом. Они были неправы. Само по себе уединение ни о чем не говорило. Олега не тянуло к мужчинам. Просто он помнил о Зое и о том, как ей пришлось умереть. Он боялся, что однажды снова увидит во сне, как будет гибнуть другая женщина, делящая с ним постель. И кости. Их голоса становились просто невыносимыми, когда Олег пытался изменить свое стопроцентно холостое положение. Дом, в котором он поселился, был вполне пригоден для семьи, но за пять лет своего здесь пребывания Олег не приблизился к своему гипотетическому семейному очагу ни на шаг. За это время у него было только три женщины, и все они жили в городе. Те контакты были случайными. С двумя Олег встречался по одному разу, точнее, занимался сексом в укромном месте, чтобы потом разойтись навсегда. Третья связь продлилась неделю. После нее Олег впал в депрессию. Тетя Ирина исподволь учила его справляться и с этим, он считал, что усвоил ее молчаливые уроки. У Олега оставалось его воображение. В нем были некоторые молодые женщины из поселка, были девочки, вроде Лизы, дочери Синицыных. Думать о них летними ночами, мечась на горячей постели, было мучительно. Олегу чудился их запах. К нему он добавлял свой. Когда было совсем невмоготу, ему приходилось выбегать во двор и прятаться в густых зарослях за домом. Несколько движений, и сперма выстреливала в высокую траву, в темень. Зимой Олегу приходилось делать это в доме, но тогда он не испытывал такого напряжения.
Тяжесть и жжение в груди стали отпускать. Олег прошелся в темноте по двору. Как правило, если он не чувствовал ничего странного, темнота его не пугала. Он знал границы, которые не следовало переступать. Здесь он в своих владениях.
Дойдя до калитки, Олег понюхал воздух. Дом его стоял с краю, предпоследним, перед ним был дом тети Ирины – темный силуэт крыши, окруженный кронам деревьев. Торчала телеантенна. Откуда-то тянуло дымом. Олег раздул ноздри, впитывая ночной воздух. Давление, конечно, ослабло, но предчувствие никуда нее делось. И по-прежнему было необъяснимым.
Олег вернулся в дом и лег на кровать. Бакс расправился с мышью, не оставив ни единого упоминания о ней, и пристроился на краю матраца возле подушки. Олег не стал его сгонять. Глядя в потолок, он думал, на что мог указывать сегодняшний сон.
Олег спросил, кем работает его отец, и мать сказала, что на мясоперерабатывающем комбинате. Мальчику было шесть лет. Олег пытался осознать, в чем смысл этого длинного словосочетания. Мясо получали от животных – они сами держали корову, пару свиней и кур – это Олегу было известно, но до сих пор он не задумывался, как же именно это мясо перерабатывалось.
Подумав, Олег снова пристал к матери. Она развешивала белье во дворе. Что делают на комбинате? Мать, хмурая, не хотела отвечать. Олег помнил, что пуститься в расспросы его заставили бурые пятна на руках отца, которые он заметил на днях. В первый день было так, во второй, в третий. И еще это бурое виднелось под ногтями и вокруг них. Мальчик убедился, что оно не убирается даже при помощи мыла. Поразмыслив, мальчик пришел к выводу, что отцовы руки измазаны в крови.
– Он забойщик. Убивает коров и свиней, – сказала мать, обернувшись через плечо.
Выражение ее лица означало, что Олег должен отстать. Ему было достаточно пищи для раздумий, по крайне мере, на ближайшее время. Отец – забойщик, убивает животных, мясо которых перерабатывают какие-то другие люди. На комбинате. Все ясно. Поэтому руки у него в крови. Она гнездится под ногтями.
Мальчик представил большие, разработанные отцовские руки, широкие пальцы, покрытые грубой кожей, мозоли на ладонях, напоминающие холмы. Они казались Олегу сделанными из камня или из прочного дерева. Выпив, отец принимался его щекотать, и мальчику казалось, что по ребрам гуляют не человеческие руки, а клешни какого-то жуткого животного. Ему нравилось, и в то же время он боялся, что эти пальцы однажды проткнут его бока. Через пять минут у Олега возник еще один немаловажный, по его мнению, вопрос: чем отец убивает этих животных. Можно спросить у него самого, но тогда придется ждать до вечера. Любопытство было сильным. В его детском мозгу рождались фантастические картины, и в каждой из них отец принимал облик чудовища с огромными зубами; он походил на большущего волка с зубами величиной с кухонный нож и набрасывался на коров и свиней. И все другие люди на комбинате, которых мальчик ни разу не видел, представлялись ему страшными кровожадными существами.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу