Ким Харрисон - Как ни крути – помрешь

– Тебе нужно ощущать себя нужной, Рэйчел, – сказал он, и его дыхание шевельнуло мне волосы. – Ты так светло живешь, так честно, что тебе нужно быть нужной. А сейчас тебе больно, и я это чувствую.

– Я знаю.

В его серьезных глазах мелькнула тень жалости.

– Ник – человек. Как бы он ни старался, ему никогда тебя не понять до конца.

– Я знаю… – Я с трудом проглотила слюну. В глазах нарастало влажное тепло, зубы я стиснула так, что голова заболела. Я не заплачу.

– Он не может дать тебе того, что тебе нужно. – Руки Кистена скользнули мне на талию. – Он всегда будет хоть немножко, а бояться тебя.

Я знаю.

Опять я закрыла глаза и снова открыла, дав Кистену притянуть меня чуть ближе.

– И даже если Ник сживется со своим страхом, – серьезно сказал Кистен, глазами прося меня слушать, – он никогда не простит тебе, что ты сильнее его.

У меня в горле застрял ком.

– Мне… мне нужно идти, – сказала я. – Извини.

Его руки отпустили меня, я протиснулась мимо него, вышла в коридор. В смятении чувств, в желании разразиться криком я прошагала в кухню. Остановилась, увидев среди кастрюль и муки большую ноющую пустоту, которой раньше не было. Охватив себя руками, я метнулась в гостиную – выключить эту музыку. Красивую музыку. Ненавижу ее. Все на свете ненавижу!

Схватив пульт, я наставила его на плеер. Джефф Бакли. В таком состоянии, как сейчас, не могу я слушать Джеффа. Кто и на кой черт поставил на плеер Джеффа? Щелкнув выключателем, я швырнула пульт на диван – и резко выпрямилась от всплеска адреналина, когда он стукнулся не о диван, а попал в подставленную ладонь.

– Кистен! – пролепетала я, когда он снова включил плеер, глядя на меня полуприщуренными глазами. – Что это ты делаешь?

– Музыку слушаю.

Он был спокоен и собран, и меня охватила паника при виде его рассчитанной уверенности.

– Не смей так ко мне подкрадываться, – сказала я, слегка задохнувшись. – Айви никогда так не делает.

– Айви не нравится быть той, кто она есть, – ответил он, не моргнув глазом. – А мне нравится. Он протянул руку – я отбила ее в сторону с резким выдохом. Мышцы зазвенели от напряжения, когда он дернул меня к себе, прижал. Вспыхнула паника – а за ней злость. Демонский шрам у меня молчал в тряпочку.

– Кистен! – крикнула я, пытаясь вырваться. – Отпусти!

– Я не собираюсь тебя кусать, – сказал он тихо, касаясь моего уха губами. – Прекрати.

Голос звучал твердо и успокаивающе, жажды крови в нем не слышалось. Мне вспомнилось, как я проснулась у него в машине под пение монахов.

– Отпусти! – потребовала я, вырываясь, и чувствуя, что либо сейчас его стукну, либо заплачу:

– Не хочу. Ты слишком страдаешь. Когда тебя последний раз кто-нибудь обнимал? Трогал?

У меня из глаза вытекла слеза, и очень было неприятно, что он ее видит. И знает, что я задерживаю дыхание.

– Тебе нужно это ощущение, Рэйчел, – сказал он еще тише, с мольбой. – Когда его нет, это тебя медленно убивает.

Я проглотила застрявший в горле ком. Кистен соблазнял меня. Не настолько я была невинна, чтобы думать, будто он этого делать не будет. Но руки его на моих плечах были теплыми. И он был прав. Мне нужно было чье-то прикосновение, я жаждала его, будь оно все проклято! Я почти забыла это ощущение – когда ты кому-то нужна. Ник его мне вернул, вернул этот радостный интерес, когда знаешь, что кто-то хочет тебя касаться, хочет, чтобы ты касалась его – ты, и только ты.

У меня недолгих знакомств больше было, чем у светской дамы туфель в шкафу. То ли дело в моей работе на ОВ, то ли моя сумасшедшая матушка кавалеров напрягала, то ли мне просто попадались хмыри, которые при виде рыжей сразу думали о новой зарубке у себя на древке. Может, я просто сумасшедшая стерва, требующая доверия, когда сама на него не способна. Мне не нужны были в очередной раз односторонние отношения, но Ник ушел, а Кистен приятно пахнет. И с ним у меня боль стихает.

У меня чуть согнулись плечи, и Кистен вздохнул, ощутив, что я перестала сопротивляться. Закрыв глаза, я уткнулась ему лбом в плечо, а сложенные руки освободили немножко места между нами. Музыка играла тихо и медленно. Нет, я не сумасшедшая. Я могу верить. Я верила. Я верила Нику, а он ушел.

– Ты уйдешь, – выдохнула я. – Все уходят. Получают, что хотят, и уходят. Или узнают, на что я способна, а потом уходят.

Обнимающие меня руки на миг напряглись и снова расслабились.

– Я никуда не ухожу. Ты меня уже до смерти напугала, когда свалила Пискари. – Он зарылся носом мне в волосы и вдохнул их аромат. – А я все равно здесь.