Артур Мэйчен: Бэйсуортский отшельник

И тут мне пришло в голову, что я мог бы написать историю улицы. Каждому дому должна быть посвящена книга. Я отчетливо представил себе улицу, увидел каждый ее дом с его психологией и физиологией так отчетливо, словно сто история была написана словами; маленькая улочка предстала передо мной в своем подлинном обличий — места, которое я знаю и которое исходил вдоль и поперек. Что-то около двадцати домов, процветающих и бедных; кусты сирени в лиловых цветах. И в то же время это был символ, via dolorosa (скорбный путь, лат.) оправдавшихся и рухнувших надежд, долгих лет монотонного существования, скудных радостей и бед: скрытых от глаз трагедии. На двери одного из этих домов мне пригрезился красный след крови, а за окном — две бледные качающиеся тени, еле заметные на занавеске. Это были мужчина и женщина, висящие на веревках в глубине вульгарной гостиной, освещенной газовым рожком. Вот что мерещилось мне, но как только перо коснулось бумаги, все это куда-то улетучилось.

— Да, — сказал Дайсон, — я понимаю, о чем вы говорите. Я завидую тем мукам, которые вы испытываете, пытаясь сделать видение реальным, и представляю себе день. когда вы увидите на своей книжной полке двадцать прекрасно изданных книг — завершенную и напечатанную серию. Я бы советовал использовать для переплета твердый пергамент с золотыми буквами. Это единственная обложка, достойная хорошей книги. Когда я гляжу в окно какого-нибудь дорогого магазина и вижу переплеты из тисненого сафьяна с их тщательной отделкой и изысканным контрастом красного и зеленого, я говорю себе: «Это не книги, a bibelots.(безделушки, фр.)» Книга, переплетенная таким образом, подобна готической скульптуре, задрапированной в парчу.

— Увы, — сказал Рассел. — какой смысл обсуждать переплет, когда книга еще не начата.

Разговор тянулся часов до одиннадцати, а затем Дайсон пожелал своему приятелю спокойной ночи. Он знал, как выйти из дома, и в одиночестве спустился по лестнице, когда, к его огромному удивлению, одна из дверей первого этажа приоткрылась, и появившаяся в просвете рука сделала ему приглашающий жест.

Дайсон был не из тех, кто колеблется в подобных ситуациях. Ему моментально представилось будущее приключение; кроме того, он напомнил себе, что никто из рода Дайсонов никогда не отказывал женщине. Он уже собрался тихо и с подобающим уважением к чести дамы войти в комнату, когда раздался тихий, но ясный голос:

— Ступайте вниз и погромче хлопните дверью. Потом поднимайтесь ко мне, но ради Бога — тихо!

Дайсон повиновался, но не без некоторых опасений: на обратном пути он мог встретить хозяйку или служанку. Он крался как кот, но при каждом шаге паркет под его ногами издавал предательский треск; теша себя надеждой, что его никто не заметил, он вернулся к двери, та распахнулась перед ним, и через секунду он уже отвешивал неловкие поклоны в гостиной неизвестной дамы.

— Умоляю вас присесть, сэр. Рекомендую вот этот стул — на нем очень любил отдыхать покойный муж хозяйки. Я бы предложила вам курить, но боюсь, что нас выдаст запах. Я понимаю, мое поведение может показаться необычным, но сегодня я случайно увидела вас, и мне почему-то пришло в голову, что вас не оставит безучастным просьба такого несчастного создания, как я.

Дайсон смущенно посмотрел на стоящую перед ним девушку. Она носила траур, но ее милое улыбающееся лицо и очаровательные глаза плохо сочетались с темным крепом се платья.

— Мадам, — галантно сказал он, — ваш инстинкт не обманул вас. Давайте не будем переживать по поводу светских условностей; для настоящего джентльмена они ничего не значат. Надеюсь, что смогу оказаться вам полезен.

— Вы чрезвычайно любезны — как я, впрочем, и ожидала. Сэр, у меня большой жизненный опыт, и я редко ошибаюсь. Но люди очень часто оказываются настолько злобными, что я не без трепета предприняла этот шаг, который может оказаться для меня роковым.

— Со мной вам нечего бояться, — сказал Дайсон. — Я вырос в обстановке преклонения перед правилами рыцарского отношения к даме и всегда старался помнить благородные традиции своей семьи. Доверьтесь мне и положитесь на мою скромность; я же со своей стороны обещаю вам свою помощь.

— Сэр, я не буду отнимать вашего драгоценного времени на пустой обмен любезностями. Знайте, что я беглянка и скрываюсь здесь; я полностью в вашей власти, ибо стоит вам описать мой облик, и я попаду в руки безжалостного врага.

Секунду Дайсон пытался понять, как такое может быть, но затем повторил свое обещание молчать, заверив, что он будет воплощением духа скромности.

Читать дальше