— Меня все время занимает один вопрос. Я должен тебя спросить. — Хоакин перестал мучить Уоррена. — Ты часто думала обо мне? Я имею в виду — о той ночи? О том моменте, когда я проник в тебя?
Я умудрилась зло отшутиться.
— Каждый раз, как затачивала карандаш.
Аякс рассмеялся. Глаза Хоакина превратились в щелки.
— Ну а я о тебе думал. — Он облизал губы. — Вспоминал, как ты просила пожалеть тебя. Знаешь, как менялся вкус твоей кожи, когда я входил, входил и снова входил в тебя. Словно невинность… скисала и гибла.
Я стиснула зубы, но не дрогнула.
— Что ж, теперь я выросла. Ты не найдешь и следа невинности.
Он пожал плечами.
— Все в порядке. Сильные нравятся мне больше. Как твоя мать. Она была очень вкусна.
Несмотря ни на что, сердце у меня подпрыгнуло.
— Ты лжешь.
Аякс снова рассмеялся.
— Хоакин играет с тобой. Ведь твоя мать добровольно пришла в руки Тени. Она не была похожа на тебя. Не делала различий между добром и злом. Потому что она знала. Нет ни Света, ни Тени. Есть только серая радуга и выбор, к какому месту спектра ты себя прикрепляешь.
— Ты хочешь сказать, как твоя мать? — Я улыбнулась, видя, как он застыл. Обе пары глаз были упрем немы на меня. И поэтому только я заметила, как рука Уоррена крепче сжала нож, все еще лежавший у него не ладони
— Не касайся моей матери!
— Твоя мать, которая была так плоха, что стала хорошей, — продолжала я, наблюдая, как его и без того бледное лицо становится совсем белым.
— Считаешь, ты лучше меня? Морально превосходишь, потому что ты так называемый агент Света?
И я неожиданно поняла, что он в этом не сомневается.
— Полусвета, — поправила я, стараясь не обращать внимания на пилящие движения ножа за спиной Хоакина.
— Я тебе уже говорил. В этом мире — в любом мире — нет ни добра, ни зла. Ты предполагаешь, что в тебе меньше зла, чем во мне, но на самом деле ты только слабее. Все дело в степени, понимаешь? И в знании того, в каком месте ты сломаешься.
Я качнула головой.
— Я заявила, что не верю в это. Мрачная улыбка скользнула по его лицу.
— А я утверждал, что заставлю тебя поверить.
— Хочешь на самом деле знать, во что я верю? — спросила я, делая шаг вперед. И я не только выигрывала время, чтобы дать Уоррену возможность закончить то, что он делает. Нет, я действительно хотела объяснить ему. Хотела, чтобы Аякс знал: между нами есть по меньшей мере одно существенное различие. — Тебя убивает желание увидеть, кем ты никогда не станешь. Чего старалась добиться твоя мать и не смогла. Ты уничтожаешь все, думая, что это сотрет ее предательство, заполнит тебя, сделает тебя цельным. Напротив, с каждой смертью ты все больше пустеешь. Тьма в Аяксе Сэнде отбрасывает все более длинную тень.
— Избавь меня от своей фальшивой праведности, — взревел он, брызжа слюной. — Ты не лучше меня! — Он показал на фойе. — Ты убила этих охранников, как бездомных собак. Не пытайся уверить меня, что тебе не доставляет наслаждение то, какую силу это тебе дало!
Я стиснула зубы.
— Эти охранники были новобранцами, а не невинными, и убийство перед их метаморфозой избавило меня от необходимости делать это позже.
— Откуда она это знает? — осведомился Хоакин, но Аякс не ответил. — Мы их замаскировали.
— Потому что от них несло. Как от вас. Особенно от тебя. — Я осмотрела Аякса и обнаружила, что его глаза совершенно пусты, как стеклянные. И он тяжело дышал. — Я сделала еще один шаг к нему. — Ты воняешь, — сказала я негромко, словно доверительно сообщая тайну. Глубоко вдохнула и поморщилась. — Когда я рядом с тобой, мне кажется, я по горло закопана в свалку. И твой проклятый одеколон нисколько не лучше.
Теперь Хоакин молчал, напрягаясь, чтобы услышать нас, следя за лицом Аякса. Уоррен, совершенно забытый, находился за его спиной. В воздухе, как приливное течение, бушевала сила; я чувствовала ее. Я отбирала ее у Аякса и улыбалась. Даже видя под его пиджаком очертания кондуита, и одном коротком ударе от моей груди, я была уверена, что он им не воспользуется, предпочтет действовать руками. Или воспользуется, только чтобы покончить со мной.
Я небрежно и вызывающе сунула руки в карманы и ощутила, как рукоять хлыста легла в ладонь. Я сжала се. А тем временем продолжала говорить.
— Я знаю, почему тебе нравится убивать звездные знаки. — Я перешла на шепот. — И знаю, почему ты убиваешь невинных. Из-за их Света. Ты хочешь его сам. Ты хочешь быть Светом.
— Заткнись!
— Ты думаешь, что их кровь очистит тебя, и тебе не придется жить в зловонии и мерзости собственной разлагающейся плоти…
Читать дальше