Наконец, он, пошатываясь, встал с колен. Неуклюже двинулся к выходу. Анабель, не отрываясь, смотрела ему вслед.
* * *
Вернувшись в замок, в ту самую залу, она со всех ног бросилась наружу, гонимая плетью луны. Она не могла, не хотела здесь оставаться.
Выбежав вон, она налетела с разбегу на Люция.
— Как, ты ещё здесь? — воскликнула она вместо извинений.
— Опомнись, дитя! — вскричал он, опираясь на стену и приводя поспешно в порядок смятый костюм. — Если хочешь полетать, это лучше делать в саду, а не в замке! И что значит — я ещё здесь? Мы расстались буквально минуту назад! Ты что же, решила играть роль моего сторожевого пса?
— Минуту назад? — повторила Анабель. — Ах, да… понятно. Видишь ли, я была в другом мире. Там прошло, наверное, полночи. Или больше. Не знаю.
— В другом мире? — Люций сощурил глаза, что-то вспоминая, затем усмехнулся. — О, конечно. Я и забыл, что в этом зале до сих пор находится игрушка Белинды.
— Игрушка Белинды?! Какая игрушка?! — не поняла Анабель.
— Это было довольно давно. Ещё до твоего рождения, дитя. Но в том мире, насколько я припоминаю, время текло медленнее — так что у них, полагаю, прошло где-то полвека, или даже меньше.
— Но сейчас оно там течёт быстрее!
— Медленней, быстрее, какая разница! — Люций брезгливо поморщился. — Ты думаешь, меня это заботит? За теоретическими вопросами прошу обращаться к дядюшке Магусу, дитя! Лично я предпочитаю практику, — он обнажил клыки в хищной улыбке. Анабель отвела глаза.
— Но что же это за игрушка?
— Монастырь, — охотно ответил Люций. — Вообще-то она была права. Монастыри — весьма занятные места. Помню, однажды я сам… Но тот монастырь, конечно, был женский… Боюсь, после моих визитов ряды монашек сильно поредели.
— Белинда — она — тоже? — прошептала Анабель.
— О, нет. Она поступала тоньше. На мой вкус, так даже чрезмерно тонко. Впрочем, каждому своё, не так ли? Удовольствия, по крайней мере, она получала не меньше.
— Но как?
— Она просто являла себя монахам. Проходила по церкви — и больше ничего. Но этого было вполне достаточно! — Люций не выдержал и расхохотался. — Монахи, бедняги, все как один, сходили с ума или кончали с собой.
Анабель посмотрела ему в глаза. Внутри неё разрастался мучительный чёрный холод. Она не могла оторвать опустевшего взгляда от этих багровых смеющихся глаз, от губ, всё ещё влажных от крови.
— Но зачем? — спросила она беззвучно. — Зачем она это делала, Люций? Я не понимаю.
— Зачем? — Люций был удивлён. Он вскинул брови — совсем как Белинда, — и насмешливо смерил её безжалостным взглядом. Затем прикоснулся к её щеке холёной рукой, пахнущей тленом. — Я же сказал — она забавлялась. Что же здесь непонятного, маленькая Анабель?
Она прошла как солнечный свет сквозь листву; как эхо, как предрассветный туман.
На сей раз, она была готова. Готова ко всему. Её глаза смотрели широко и напряжённо, стараясь охватить как можно больше. Тело изгибалось электрической дугой. Она сдвигала брови и стискивала губы, отчего на её полудетском лице вспыхивала твёрдая решимость. Белинда бы расхохоталась при виде такой картины.
Она вошла в церковь и огляделась, глубоко вдыхая влажный тяжёлый дух. Там было пусто. В запущенные стёкла стучалось серое тусклое утро. Белые статуи равнодушно подставляли слепые затёртые лица слабым проблескам света. На полу хрустела сухая листва, занесённая ветром, и осколки цветного стекла.
Анабель обошла церковь кругом, ловя взглядом тени и слушая шорохи. Затем вышла, стремительно, не оглянувшись. Ей не нужна была церковь, гулкая от пустоты. Ей не нужна была пустота. Довольно.
Она кружила, как лиса, по тёмным залам и скрипучим узким коридорам. Её рука, которой она то и дело трогала стены, стала тёмной и жирной от грязи. Она поднесла эту руку к глазам и улыбнулась. Ей это нравилось.
Она подумала о Чёрном замке, где пыль и разруха так причудливо переплетались с жадной, назойливо бьющей в глаза роскошью. Хаос и изобилие. Вот что им нужно. Внешне они так мало ценили тяжёлый бархат, тут и там изъеденный червями и золото, густо горевшее на каждом шагу. Ценили, казалось, не больше, чем путину и плесень, наступавшие из углов. Но кто из них — избалованных и пресыщенных — согласился бы всю свою жизнь провести в тесной лачуге, затерянной в лесу? Или в этом монастыре? Кто… кроме неё, Анабель?
* * *
Она нашла его в маленькой келье, в самом сердце умирающего здания. Мальчик лежал на полу, подложив под голову гнилую солому — так вот почему у него такие грязные волосы. Он спал. Во сне он казался младше и беспомощней. Но она захотела, чтобы он проснулся, — захотела прежде, чем успела о чём-то подумать. Это было ошибкой. Не следовало так начинать.
Читать дальше