Дэвид Боукер - Отходная молитва

Перезвон колоколов только усугублял его страдания. Их гул до боли резал слух, словно то была не музыка сфер, а безумная, адская какофония. "Ты был с ней, — торжествовали они, — но не уберег. Не уберег. Не уберег".

По другую сторону главной башни собора царил мрак. Лаверна охватил могильный холод, словно некая ледяная глыба заслонила от него солнце. Вверху над головой святой Павел потрясал мечом. Пятнадцать английских королей, выстроившихся у лестницы, казалось, пристально наблюдают за ним, отчего Лаверну стало не по себе.

Понимая, что решимость на исходе, он заставил себя вступить в это царствие мрака. Казалось, будто его со всех сторон облаком окутывает чье-то нестройное перешептывание. Ноги отказывались повиноваться. Где-то сзади раздавались крики преследователей. Костлявая фигура впереди — казалось, она светилась в темноте — тоже замерла на месте. До нее оставалось не более десятка метров. В следующее мгновение одним-единственным полным грации движением незнакомец обернулся к нему. И хотя Лаверн не мог разглядеть его лица, он точно знал, что их взгляды встретились. Он вспомнил кроткую улыбку убийцы, и его объял ужас. Не желая предстать в собственных глазах трусом, Лаверн крикнул:

— Стоять! Полиция!

Затем, спотыкаясь, заставил-таки себя двинуться вперед. Когда до фигуры старика оставалось не более трех метров, в нос ему ударил тошнотворный смердящий запах, похожий на вонь гнилых овощей. Старик в ниспадающем платье понимающе кивнул — раз, второй, словно приглашая Лаверна подойти ближе. Инстинктивно Лаверн оглянулся и увидел самого себя, там, где он оставил свое тело несколько мгновений назад. Тот, второй, Лаверн наблюдал за ним с нескрываемым ужасом.

Охваченный паникой, он бросился назад, внутрь своего двойника. Но ноги слушались с трудом, а сам он, словно младенец, судорожно хватал воздух пересохшим ртом. Каждый такой не то вздох, не то всхлип гулким эхом отзывался в голове. Лаверну стало страшно от собственной беспомощности. Однако, к счастью, он сумел овладеть собой, слегка отдышался и успокоился.

Старик, который до этого цинично наблюдал за его метаниями, неожиданно потерял к нему всякий интерес и, резко повернувшись, растворился во мраке. Колокола умолкли, погрузившись в скорбное молчание, словно больше не видели причин для торжества. Йоркский Минстер посетила смерть, и отныне он осквернен. В нем нет места ничему святому. Кто знает, может, ничего святого здесь никогда и не было.

Без всякой цели, так, на всякий случай, Лаверн подошел к крипту. Он уже знал, что найдет здесь. Железная решетка ворот была на цепи и тяжелом замке. Сквозь нее Лаверн сумел разглядеть ведущие вниз ступени, скрывавшиеся далее в кромешной тьме склепа, этом вместилище праха проклятых и сильных мира сего. Там, под изображением ада и Судного дня, покоились бренные останки убийцы Эдисон Реффел. Это был Томас Норт, рыцарь из Йорка, чья душа покинула тело семьсот восемьдесят восемь лет назад.

Охваченный каким-то тупым ужасом, Лаверн, шатаясь, побрел назад к телу Эдисон, сел рядом и окаменел, не в силах сдвинуться с места. Йоркские "Англиканцы за мир" продолжали свои бдения, но уже иного рода. Теперь они не сводили глаз с убитого горем отца, который, весь забрызганный кровью, сидел на корточках возле тела дочери. Из уважения к чужому горю присутствующие держались на почтительном расстоянии.

Жена преподобного Боба истерично причитала, а ее супруг — слишком перепуганный, чтобы обращать на нее внимание — в ожидании полиции нервно расхаживал взад-вперед, заложив руки за спину. Его паства, онемев от пережитого, выстроилась, словно на часах. Время от времени кто-нибудь, осмелев, шептался с соседом, и тогда Лаверн, очнувшись на мгновение от ступора, бросал на виновника недобрый, укоризненный взгляд. Было в нем что-то от пса, зорко стерегущего могилу хозяина.

Наконец прибыла патрульная машина. Судя по всему, двое вышедших из нее полицейских, мужчина и женщина, сочли этот вызов очередной пустяковиной. С десяти вечера, когда началась их смена, они уже несколько раз выезжали разнимать пьяные потасовки. Когда полицейские входили в собор, на их лицах не читалось ни заинтересованности, ни служебного рвения. Но когда они увидели сидящего у мертвого тела посреди лужи крови Лаверна, равнодушия стражей правопорядка как не бывало.

— Ни хрена себе! — вырвалось у мужчины.

Услышав это, одна из верующих неодобрительно шикнула.