Мария Барышева - Последнее предложение

— Глупости все это, — раздраженно ответил Роман, разглядывая его и пытаясь понять, с чем же, все-таки он столкнулся. — Все города похожи один на другой и во всех живут самые разные люди. По всему миру.

— Но я-то здесь, — насмешливо заметил мальчишка. — Этот город — часть меня, а я — часть его — часть его безграничного любопытства, его зависти, его трусости и его равнодушия. Насчет зла есть множество мнений, но самое страшное зло — это не убивцы с топорами и прочие, им подобные. Самое страшное зло — это равнодушие. «Не мое дело» рядовых и полное пренебрежение власть имущих. Я не знаю, как везде. Мне все равно, как везде. Я всегда был здесь. И если бы ты знал, — лицо Дениса внезапно исказилось судорогой, — если б ты только знал, как я ненавижу этот город! Это проклятое болото с его показной святостью!

Слушая его, Савицкий внезапно почувствовал странное ощущение «дежа вю» — и эти фразы, и сказанные ранее — когда-то он уже сталкивался с ними, они были ему знакомы, но он никак не мог вспомнить откуда. Денис уперся пяткой в землю и остановил качели, пристально глядя на него.

— Я могу тебе только одно посоветовать, — спокойно сказал он. — Живи, как прежде, и не пытайся ничего предпринимать — ты все равно ничего не сделаешь, только потратишь время, а время для тебя сейчас драгоценно. Все будет идти своим чередом и ты будешь это видеть. Увы, это неизбежно, тебе придется все видеть. Я понимаю, это неприятно, но это, поверь мне, не такая уж большая плата за лишнее время жизни.

— Ты только что разглагольствовал о равнодушии, а теперь требуешь его от меня? — Роман вздернул бровь. Денис, хмыкнув, встал, наклонился и поднял с земли обломок сухой ветки.

— Это не будет равнодушием. Это будет лишь вечным опозданием, — он опустился на корточки и принялся что-то чертить в пыли. — Ты ведь всегда опаздываешь, дядя Рома, согласись. Они все равно умирают.

Роман бросил окурок, с ненавистью глядя на склоненный светлый затылок и изо всех сил заставляя себя думать, что это — не затылок ребенка. Он перевел взгляд на лежащий неподалеку булыжник с неровными краями, потом снова на склоненный затылок.

— Сломавшийся нож — конечно, твоя работа?

— Ага. Тебе пока не время умирать. А потом так вовремя подоспела дама, но за ее действия я ответственности не несу.

— Ты знаешь Риту Горчакову? — тихо спросил Савицкий. Мальчишка вскинул на него глаза и вдруг расхохотался, чуть не потеряв равновесие.

— Знаю ли я Риту Горчакову?! Ох, ну и вопрос! Знаю ли я Риту!.. Я знаю лишь то, что Рита Горчакова — редкостная сука, вот что я тебе скажу! Хотя многие ее поступки не лишены логики.

— Так каким она здесь боком?

— Обоими, — Денис снова вернулся к рисованию. — Отстань со своими дурацкими вопросами, а? Я и так тебе много сказал. В виде аванса могу и больше сказать, вернее, дать еще один совет. Если хочешь искать помощи для себя — рассказывай об этом всем подряд, но если хочешь помочь другим — не рассказывай никому.

— Могу загреметь в психушку и испортить всю задумку? — с невеселой усмешкой пробормотал Роман. Денис покачал головой.

— Нет. Дело в том, что тебе могут поверить.

От тона, каким были произнесены эти слова, Савицкий ощутил в затылке щекочущий холодок. Денис выпрямился и задумчиво посмотрел на свое произведение. Рисунок больше всего напоминал три выстроенные в ряд шестиконечные снежинки, какими их обычно рисуют маленькие дети.

— Что это значит? — поинтересовался Роман, очень осторожно приближаясь к нему и вцепившись взглядом в тонкую детскую шею. Денис повернул голову и улыбнулся — открыто, дружелюбно, солнечно.

— Это значит, что мне пора.

Он вдруг проворно крутанулся на одной ноге, поднырнул под рукой, уже протянувшейся, чтобы схватить его, и проворно помчался прочь по улице.

Роман кинулся следом, оттолкнув с дороги двух удивленных женщин, метнулся за угол, куда юркнул Денис, и застыл на мгновение, всполошенно выискивая мальчишку среди потока прохожих, потом углядел светловолосую голову в добрых двух десятках метров от себя, и снова ринулся вперед, расталкивая и сшибая людей и волоча за собой шлейф возмущенной ругани. Разогнал стайку мамаш с колясками, которым вздумалось поболтать посередине улицы, перемахнул через очень удивленного питбуля, загораживавшего дорогу, врезался в чье-то тучное тело, оглушительно пахнувшее дешевыми духами, потом еще в кого-то. Рядом кто-то ахнул, но он уже снова бежал вперед и видел только одно — стремительно удаляющуюся светловолосую голову. Через десяток метров он налетел на грузчика, несущего к павильону паки с газированной водой, они оба повалились на землю, и бутылки весело покатились во все стороны под ноги прохожим. Роман чувствительно стукнулся затылком об асфальт и на мгновение ощутил желание отказаться от погони.