Мария Барышева - Последнее предложение

— А это еще зачем? — осведомился он, принимая сумочку. — Совершенно не мой стиль.

— Пусть побудет у вас. Мы же договаривались — помните? Подождите меня здесь.

— Не занимайтесь ерундой! — грубовато сказал Роман и сунул сумочку ей обратно. — Просто, если вам уж так приспичит кого-нибудь напугать…

— Не продолжайте! — оборвала его Рита почти с ужасом, схватила сумочку, развернулась и пошла прочь, безжалостно приминая кроссовками желто-лиловое цветочное великолепие и вспугивая хрупких бабочек, бросив на Романа напоследок короткий взгляд, в котором ему почудилось что-то жалобное и беспомощное. Роман отвернулся, слыша, как похрустывают сухие веточки под ее ногами, потом сбросил куртку и растянулся прямо на траве, не заботясь о чистоте гардероба. Он пролежал так несколько минут, закрыв глаза. Неподалеку послышались громкий шум, треск ветвей, суетливое хлопанье крыльев и легкий вскрик, но Роман не пошевелился и глаз не открыл — Рита всего лишь вспугнула задумавшегося тетерева, и беспокоиться тут было не о чем.

Через несколько минут он сел и стянул с себя свитер, оставшись в одной футболке — солнце жарило вовсю. В траве кто-то шебаршился, с берез доносилось резковатое птичье покрикивание. Роман стряхнул с колена муравья, потер все еще ноющий висок и снова лег, подложив свитер под голову, потом закурил, лениво пуская дым в прозрачный воздух и щурясь под темными стеклами. Но, не докурив сигарету и до половины, приподнялся и недовольно посмотрел туда, куда ушла взбалмошная и насквозь непонятная горчаковская вдова. Очень не понравилось ему это жалобно-беспомощное в ее глазах. Он уже видел такое выражение — в собственных, отраженных зеркалом после первой встречи с растреклятым Денисом — нет, после второй, когда «опель»… и не в «опеле» тут дело, и не в кружевных трусиках бухгалтерши, и не в лаванде, и не в инее, и даже не в рассказе Нечаева, не менее безумном, чем его собственные видения видения ли? а в том, что ему не хотелось, чтобы Рита ходила где-то одна, потому что кто-то может взять ее за руку и отвести…

К нему?

А может, и нет — ведь тех людей он не знал совершенно, а Риту возит уже третий день… может, это всегда должны быть люди, которых он не знает… но почему именно он, почему?..

Роман сморщился, собрал все свои измышления в кучу и обозвал их нехорошим словом, после чего, с досадой посмотрев на тихонько покачивающийся катер, встал и быстро пошел туда, где между деревьями исчезла Рита.

На этот раз отыскать ее след было гораздо проще — и не только потому, что чувствовался слабый аромат духов. Подальше от берега березы росли реже, но выглядели более старыми, и почти все пространство между ними заполнял низкорослый кустарниковый дубняк, на котором вездесущие пауки уже успели развесить свою золотящуюся под солнцем паутину, и там, где только что прошел человек, она висела печальными лохмами, ветки иногда торчали косо, на земле попадался один-другой сбитый молодой листок. Вскоре Роман увидел втоптанный в палые листья окурок, потом приметил зацепившийся за сучок длинный золотистый волос. На попадавшихся травяных островках без труда можно было разглядеть примятые стебли. След, ровный, четкий, уводил наискось от берега в глубь леса, и Роман, осторожно разводя густые ветки и бесшумно продвигаясь вперед, понял две вещи — во-первых, Рита идет очень быстро, во-вторых, она очень хорошо знает, куда идет. Он попытался припомнить, что же такого может быть в этом месте, но в последний раз он был здесь очень давно и бродил исключительно вдоль берега, а дальше не забирался — стоящей рыбы в Коряжке было не добыть, и места вокруг нее были неудобными — сплошь холмики, хлесткие ветви, да сырость. Роман знал лишь, что километрах в десяти отсюда расположилась полузаброшенная деревенька, название которой позабыл, но, судя по направлению, Рита стремится явно не туда.

Далеко впереди среди ветвей мелькнуло вдруг голубое пятно, и Роман остановился. Осторожно выглянул из-за ствола березы — пятно не двигалось, Рита стояла — то ли осматривалась, то ли вспоминая, куда идти дальше — идет ведь определенно к какой-то цели, явно не прогуливается. Он застыл, прижимаясь щекой к прохладной березовой коре и чувствуя себя совершеннейшим идиотом. Если бы Рита шла куда-нибудь купаться или загорать, а он — подглядывать за ней или с еще более гнусными намерениями, тогда цель была бы, по крайней мере, хоть реально объяснимой. Роман ждал, слушая, как высоко в ветвях над его головой обличающе стрекочет сорока. Справа доносился веселый плеск воды, и слышалось одинокое томное поквакивание.