Мария Барышева - Последнее предложение

— Год назад… — прошептал Савицкий, хватаясь за голову. — Почти год назад! Это были не совпадения. Вначале были убийства, по которым он писал книгу… а теперь все наоборот — он убивает по написанному.

— Ты о чем? — Рита побледнела еще больше, хотя дальше, казалось, уже было невозможно. Ему почудилось, что сейчас она упадет в обморок, и Роман схватил ее за плечи — и чтобы удержать, и чтобы как следует встряхнуть.

— Что ты сделала с этой тетрадью, Рита?! — он сжал ее плечи так сильно, что ее лицо исказилось от боли, и Савицкий тотчас же отпустил ее и сунул руки в карманы, сжав там пальцы в кулаки. — Ну конечно же, ты забрала эту тетрадь и дописала книгу, правильно?! Ты не написала ее, а дописала! Следовало выражаться точнее!

— Если уж совсем точно, я ее переписала! — выкрикнула она. — Вначале переписала, а потом уж дописала! Я изменила все имена! Я по-другому написала сцену с детьми… правда, их имена я не меняла. Я оставила первые три убийства, но изменила все остальное, я переделала весь сюжет! Я пыталась сделать все более человечным… но у меня это не очень-то получилось. Но тогда мне казалось, что я создаю нечто особенное… Ты не представляешь, как это может захватывать, тебе не понять — ты никогда не писал!.. Ты не представляешь, каково это — кромсать сюжет того, у кого ты всю жизнь ходила в подмастерьях, делать все так, как он никогда не позволил бы сделать! Действие романа, который начал писать Денис, происходило в этом городе, и в конце книги он должен был превратиться в развалины. Но ничего подобного не случилось! Я все сделала иначе! Только жанр остался тем же — он для меня, как клетка, из которой не выбраться. Я не умею по-другому. Я не знаю, как по-другому. И раз теперь все это происходит, то, значит, я ничем не лучше его. Я такое же чудовище! Какая ирония — я уничтожила его задумку, а теперь моя задумка уничтожит меня! Если б я знала, что так будет, то сожгла бы ту тетрадь сразу, как нашла!.. — Риту начала бить крупная дрожь, она застучала зубами, и Роман поспешно схватил ее и прижал к себе.

— Так, без истерик тут! — прикрикнул он. — Все, хватит!

— Пусти меня! — задушено произнесла Рита, не делая, впрочем, попытки вырваться. — Я чудовище.

— Дура ты, а не чудовище, — устало сказал Роман, поглаживая влажные золотистые волосы. — Елки, опять начинается!.. Только не реветь! Не виновата ты. Просто, Рита… просто надо думать, когда пишешь. Если не думаешь, лучше вовсе не писать. Я не к тому, что сейчас происходит, я вообще… Одними яркими описаниями книги не сделаешь, и этими вашими бессмысленными бойнями ничего не скажешь, а книга должна о чем-то говорить… я так считаю. И жить подобными вещами никак нельзя. У самой может крыша поехать, у кого-нибудь, кто прочтет, тоже… а мало ли, кто читал ваши книги? Может их прочитал кто-нибудь оттуда, — он направил торчащий указательный палец в сторону усыпанного бумажными обрывками пола. — И ему понравилось.

Рита подняла голову и вцепилась взглядом в его лицо.

— Ты серьезно?

— Вполне. Возможно несуществующие все же возможно существуют. И возможно у них есть свои любимчики.

Рита молча высвободилась, потянула его за руку, тут же отпустила и быстро пошла к двери. Роман направился следом, рассеянно глядя на узорчатый паркет и думая о том, что только что сказал.

Уже стоя в дверях, он обернулся.

Системник целехонький стоял на столе.

— Ну и мудак же ты, — спокойно произнес Роман, закрывая за собой дверь.

Если Денис и услышал, то ничем этого не показал.

Струи теплой воды хлестали ему в лицо, и Роман, уперевшись ладонями в расписной кафель, поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, закрыв глаза. Мысли растекались, словно вода размывала их. Слишком много для одного дня, слишком. Да и для целой жизни, может, слишком. Откровения все эти, Толька погиб, еще куча народу погибла, сам он не сегодня-завтра может отправиться следом, а девчонка, которая так… да что собственно девчонка?! Только, елки, оне понаписали, а ты теперь думай!.. Роман одернул себя — это уже было сродни форменной истерике. Он порылся на полочке, перебирая один флакон за другим — обычного мыла Рита, видишь ли, не держала — сплошные гели для душа и жидкие мыла — все чересчур ароматные, а у Савицкого не было никакого желания благоухать на весь дом, как свежая орхидея. В конце концов он отыскал то, что пахло приемлемо, и вымылся. Выключил воду и покосился на себя в огромное зеркало, занимавшее всю длинную стену ванной. Не так уж и заметны все травмы прошедших суток — и чего Рита так раскричалась? Ну несколько кровоподтеков присутствует, порез все еще выглядит жутковато, да спина осколками пополосована — ну и что? Того, что творилось на затылке, он разглядеть не смог, и непрекращающаяся головная боль внушала легкую тревогу… но, как говорили в одном хорошем фильме, голова — предмет темный и исследованию не подлежит, так что и черт с ней! А вот зуб, конечно, жалко. Хороший был зуб.