Гена Римаренко устроил семью Чистовых недалеко от центра города в собственном небольшом уютном частном домике, терявшемся среди сотни таких же, вытянувшихся в длинную линию вдоль троллейбусной трассы и непринужденно соседствовавших с современными многоэтажками. В домике было все, что нужно для нормальной жизни, включая телевизор и горячую воду, был маленький садик со скамейкой, в соседних домах жили пожилые и словоохотливые соседи, которым Гена представил приехавших, как своих дальних родственников, с одной стороны через дорогу располагался рынок, с другой — огромный парк, и Екатерина Анатольевна осталась вполне довольна.
— Сколько мы сможем здесь жить? — спросила Наташа у Римаренко, здоровенного грубоватого, но добродушного блондина, имевшего привычку то и дело похрустывать суставами пальцев и громко прищелкивать языком. Днем он отсиживал смену в одной из поликлиник, работая по своей непосредственной хирургической специальности, а через вечер отправлялся в шумный диско-бар «Онтарио» в центре города, где умело наблюдал за порядком. «Днем лечим, вечером калечим!» — усмехаясь, кратко охарактеризовал он свою работу Наташе в первый же день знакомства. Родители Римаренко давно умерли, а сам он уже несколько лет жил у своей подруги в многоэтажке недалеко от автовокзала, пустующий же домик периодически кому-нибудь сдавал. На вопрос Наташи он неопределенно пожал плечами.
— Живите, пока надо. Денег Славка кинул надолго, а если вздумаете уехать, то остаток я, конечно, верну. И, кстати, если тебе деньги понадобятся — говори, я выдам.
О том, где сейчас Слава и что с ним, Римаренко ничего не знал — он только раз заезжал к нему в октябре, чтобы договориться насчет дома, и звонил в начале ноября, чтобы эту договоренность подтвердить. Все, что Наташе удалось выяснить, это то, что Слава продал свою квартиру и вроде как опять занялся каким-то бизнесом, но где и каким — неизвестно. Выйдя в тот вечер из домика на окраине прибрежного поселка, Слава словно растворился среди холодного ноябрьского дождя, и иногда Наташа с ужасом думала, что возможно больше никогда его не увидит. Вечерами, глядя в окно, она то и дело замечала, что бессознательно пишет пальцем на запотевшем стекле «СН» — Слава Новиков — и торопливо стирала большие расползающиеся буквы, чтобы вскоре написать их вновь. Одиночество навалилось на нее с новой силой, но Наташа больше не пыталась никого искать, чтобы заполнить прорехи жизни между ночами, когда приходилось бодрствовать и думать; жажда работы толкалась в мозгу, грызла ее упорно и настойчиво, словно запертая в тесной клетке оголодавшая крыса, но Наташа старательно отворачивалась от попадавшихся ей порой на улице великолепных экземпляров. Она ждала, но ничего не происходило, Слава не появлялся и никто ее не искал. Несколько раз она хотела позвонить с переговорного пункта Косте, Ковальчук, а также кому-нибудь из бывших натур и узнать, не случилось ли чего, но никак не решалась. Наконец, Наташа однажды вечером съездила в «Онтарио», отыскала там Гену и, слегка ежась от почти осязаемого грохота музыки, спросила, как ей достать самый, что ни на есть, простенький сотовый телефон — лишь бы звонил и, если это возможно, не только по Украине. Римаренко удивленно пожал плечами и сказал, что это несложно, можно и подержанный, если ее устроит.
— Только на Украине это дорогое удовольствие, — заметил он. — Если только для дела… а ради понтов — этого я не понимаю.
— Исключительно для дела, — заверила Наташа.
— А роуминг тебе нужен?
— Что? — переспросила она, и Римаренко, засмеявшись, махнул рукой, сказав: «Все ясно!»
Вскоре у Наташи действительно появилась маленькая, слегка поцарапанная черная «моторола», и поначалу ей было даже страшно брать ее в руки — боялась сломать. Для Наташи это была вещь из другого мира, который она раньше видела только по телевизору, мира, в который ей когда-то дал заглянуть Игорь Лактионов, — мира Ковальчуков, Шестаковых и Сметанчиков, мира, который, скорее всего, снисходительно, а то и презрительно хихикнул бы над человеком, не знающим, как подступиться к сотовому телефону. С помощью Гены она научилась им пользоваться — не без труда, поскольку всегда была не в ладах с техникой, если не считать теплых отношений с кассовым аппаратом. Поначалу Наташе очень нравилось, как загорались желто-зеленым светом кнопки при наборе номера и нравилось прослушивать голос оператора, сообщавший, сколько денег на ее счету — это был простодушный, детский интерес туземца, которому поднесли вдруг зажигалку.
Читать дальше