Юн Линдквист - Блаженны мертвые

— Ева? Это я...

На этот раз это совершенно точно был не спазм. Ее рука дернулась, ударившись об его ногу. Ева неожиданно села. Давид инстинктивно отпрянул. Одеяло соскользнуло с ее груди, послышалось металлическое клацанье, и Давид вдруг осознал, что не видел еще и десятой доли ее «телесных повреждений»...

Грудь ее была обнажена — одежду пришлось срезать. Правая сторона грудной клетки зияла рваной, леденящей душу дырой с лоскутами кожи в пятнах засохшей крови. В груди что-то звенело и клацало. На какое-то мгновение Давиду почудилось, что перед ним не Ева, а какой-то монстр, и ему захотелось бежать сломя голову, но ноги не слушались. Спустя пару секунд он взял себя в руки и подошел ближе.

Теперь он понял, что это был за звук. Клеммы. Металлические клеммы, зажимающие перебитые артерии, болтались в грудной клетке Евы, издавая клацанье при каждом движении. Он попытался сглотнуть, но во рту пересохло.

— Ева?

Она повернула голову на звук его голоса и открыла теперь уже единственный глаз.

И тут он закричал.

Малер тащился через площадь, взмокшая рубашка липла к телу. В руке болтался пакет с едой для дочери. Из-под ног лениво уворачивались грязно-серые голуби.

Он и сам смахивал на жирного серого голубя в своем потертом пиджаке, купленном лет пятнадцать назад, — помнится, он тогда здорово растолстел и старая одежда уже не налезала. Штаны его выглядели не менее плачевно. От некогда густой шевелюры остались жидкие пряди на висках да красная обгоревшая лысина в пигментных пятнах. С пакетом в руках он вполне мог сойти за бомжа, собирающего бутылки. И хотя это было далеко от истины, такое уж он производил впечатление — пропащего человека.

Остановившись в тени универмага на Онгермангатан, Малер пошарил за воротом и выудил из-под двойного подбородка пластмассовые бусы. Подарок Элиаса. Шестьдесят семь разноцветных бусин на тонкой леске — носить ему их теперь до скончания дней.

Всю оставшуюся дорогу он шел, перебирая бусины, словно четки.

С трудом одолев лестницу на третий этаж, Малер остановился возле квартиры дочери и перевел дух. Придя в себя, он открыл дверь своим ключом. В квартире было темно и душно, в лицо пахнуло затхлостью.

— Дочка, это я. Пришел вот.

Тишина. Он, как всегда, заподозрил худшее, но Анна оказалась в детской — вроде жива. Скрючившись на кровати Элиаса, она лежала лицом к стене на купленном Малером одеяле с медвежатами.

Малер поставил пакет на пол, перешагнул через запылившиеся кубики лего и осторожно присел у нее в ногах.

— Как ты, дочка?

Анна глубоко вздохнула, чуть слышно произнесла:

— Чувствуешь его запах? Я чувствую. Вот так прижму одеяло к лицу — а оно все еще им пахнет...

Малеру внезапно захотелось лечь с ней рядом, обнять, утешить, как полагается отцу, но он не посмел — да и пружины вряд ли бы выдержали. Поэтому он так и сидел, рассеянно глядя на разбросанные кубики лего, в которые вот уже два месяца никто не играл.

...Когда он подыскивал квартиру для Анны, в этом же доме сдавалась еще одна, на первом этаже. Он отказался — побоялся воров.

— Ну-ка, иди, поешь хоть чуть-чуть.

Малер разложил по тарелкам ростбиф с картофельным салатом из пластиковой упаковки, порезал дольками помидор. Анна не отвечала.

Жалюзи на кухне были опущены, но солнечные лучи пробивались сквозь узкие щели, яркими полосами ложась на кухонный стол с пляшущими столбиками пыли. Убраться бы здесь, да сил нет.

Еще два месяца назад этот стол был завален всякой всячиной — фрукты, почта, брошенная игрушка, веточка с прогулки, поделка из детского сада. Всякая бытовая мелочевка.

А сейчас — две несчастные тарелки с покупной едой. Пыль и духота. Красная мякоть помидоров. Жалкая пародия на жизнь.

Он вошел в детскую, остановился в дверях.

— Анна... Тебе нужно поесть. Пойдем, все готово.

Не оборачиваясь, Анна покачала головой:

— Я потом поем. Спасибо.

— Ну, может, хоть на минуточку встанешь?

Она промолчала. Малер вернулся на кухню и сел за стол. Машинально принялся за еду. Казалось, звук жующих челюстей эхом отдается в пустых стенах. Малер задумчиво отправил в рот последнюю дольку помидора.

Божья коровка опустилась на балконные перила.

Анна упаковывала вещи — они собирались за город на пару недель, Малер пригласил их погостить у него на даче.

— Мама, смотри — божья коровка!

Когда она вошла в комнату, Элиас уже перегнулся через перила вслед за упорхнувшей божьей коровкой, балансируя на шатком летнем столике. Ножка накренилась. Подбежать она не успела.